Доктор медицины Я. И. Кефели
V. «Конгрэ самюз» /Всемирный конгресс студентов/
Володя Куличенко, как медик, осведомил нас, что очень скоро должны открыться два всемирных конгресса: врачей и студентов и посоветовал нам немедленно записаться членами открывающегося на днях всемирного конгресса студентов. Мы были в нерешительности, особенно, я, но Володя настоял и тот час же повёл нас в дом студентов для записи.
В Латинском квартале организация парижских студентов имела свой собственный дом, где и помещалось бюро по созыву всемирного студенческого конгресса. Мы записались. Благодаря этому обстоятельству имели возможность видеть в Париже то, что может быть уделом только каких-нибудь высокопоставленных гостей французского правительства. Для студенческого конгресса были устроены спектакли во всея парижских театрах, целый ряд специальных гуляний, балов, концертов. Всюду нас принимали с большим радушием, угощали обедами, поили шампанским.
Организация русской группы
Нас записали без всяких формальностей, но спросили, не являемся ли мы представителями какой-либо студенческой организации в России? В то время русскими очень интересовались во Франции: это были первые, медовые месяцы франко-русского союза. У всех в памяти были тулонские и кронштадские торжества[1]. Франция крайне дорожила этим союзом с величайшей и могучей в мире империей.
Всего записавшихся русских студентов оказалось только 16 человек. Все это были приехавшие на выставку отдельные лица, никого не представлявшие и о конгрессе узнавшие только в Париже. Скоро мы все перезнакомились и, благодаря французам, до известной степени объединились. Бюро конгресса предполагало на первом же заседании избрать президиум, в который вошли бы в качестве вице-президентов по одному студенту от каждой группы /нации/. Благодаря такому желанию французов, они сами помогли нам собраться и выставить кандидатов. Никто из нас не решился бы на такую меру из опасения недоразумений по возвращении домой на Родину. Да кроме того такое представительство было бы самозваным и крайне ничтожным от группы всего в 16 человек. Несмотря, на это, нас всюду выделяли и оказывали нам исключительное внимание. Это не так бросалось в глаза в студенческой среде, но особенно подчеркивалось, когда мы приходили в контакт с властями или с публикой. Среди 16 студентов, помню 3-х или 4-х москвичей разных факультетов. Были киевские и харьковские студенты, но из Военно-Медицинской Академии был я один.
Маскарад с переодеванием
У всех университетских студентов оказались форменные кителя и фуражки, которые они решили использовать в предстоящих торжествах, ибо все французы и студенты-иностранцы были в своих специальных студенческих костюмах. Некоторые были одеты картинно. Особенно красочные тоги и головные уборы, почти профессорские носили англичане. Самым изящным был наряд австралийского студента из Сиднея, с которым я познакомился. Он выглядел прямо академиком. У моего спутника Вадьки оказался лишний белый китель. Так как Володя Куличенко должен был срочно уезжать, чтобы не застрять где-нибудь в дороге, он нацепил на Кадькин китель свои погоны Военно-Медицинской Академии и дал мне свою фуражку с кокардой.
Благодаря своим товарищам по гимназии, я из у своего штатского плохенького костюма переоделся в импровизированную форму студента Военно-медицинской Академии старшего курса /два косых серебряных басона[2] на погоне, обрамлённом красной полоской/. Не доставало только шашки, которую разыскать не могли. Но и этого скромного маскарада было достаточно, чтобы я стал предметом бесконечных оваций в кафе, публика очищала мне место, а было несколько случаев, когда все вставали со своих мест и начинали петь «Боже царя храни». В ответ мне приходилось кричать «Vive la France!». На улицах прохожие часто нам кланялись и кричали «Vive la Russie!». Сначала нас это смущало, но потом мы вошли в роль.
Открытие студенческого конгресса
Открытие конгресса студентов всего мира /в то время, кажется второго/, как и последующие большие заседания его происходили в Собрании, в большом зале. На эстраде уселся многочисленный президиум, за которым выстроился ряд знаменоносцев со своими знамёнами. Речи были горячие, зажигательные, но содержание их нас совсем не интересовало: всем было весело и только. Шум прерывался аплодисментами и различными гимнами, дальше пошли бесконечные увеселения, к описанию которых я ещё приступлю.
В театрах
Во всех парижских театрах в честь всемирного конгресса студентов были устроены специальные спектакли. На них допускались только члены конгресса. Билеты совершенно бесплатно мы получали из бюро конгресса. Почти все спектакли были галя, т.е. по одному действию из разных, наиболее модных и знаменитых пьес того времени. Благодаря этому, мы имели возможность в один вечер видеть всех знаменитостей каждой труппы в лучших ролях…
В антрактах в фойе были организованы открытые буфеты, очень обильно снабженные напитками, различными сладостями, фруктами и, почти всегда, шампанским. Всё это предлагалось и очень радушно и совершенно бесплатно всем студентам – конгрессменам, присутствовавшим на спектакле. Публика – молодёжь, осаждала эти буфеты с мужеством и беспощадностью.
В больших театрах студенты усаживались как кому удобно: и в партерах, и в ложах, и на галёрках. На каждом этаже были свои буфеты.
Жизнерадостная молодость и без того весела, а при столь большом радушии, съехавшаяся со всего мира, она слилась в одно целое, в столь тесном общении, шутя и смеясь, широко пользовалась радушием французской третьей республики.
В «опера» видели и балет, и два акта опер /не помню теперь каких/. В «Комеди» и «Одеоне» – по одному акту из разных пьес. В прочих маленьких театрах были не так организованы спектакли, но и они были бесплатны и с угощением. Кто за это платил, я не знаю.
Каркание «Сары – Бернары»
Особенно мне понравилось представление пьесы «Орлёнок» в театре Сары Бернар в честь студенческого конгресса, в котором орлёнка играла сама Сара.
На моей родине в Николаеве того времени хорошо помнили Сару, всемирно известную артистку, по её гастролям в Одессе и по-русски называли её «Сара Бернара».
Всё в этом театре было также хорошо, как и в прочих французских театрах того времени и по части художественной игры, и обильных букетов с питиями и яствами…, кроме самой Сары Бернар. Мы так жаждали видеть всемирно известную артистку, а увидели нечто антихудожественное. Уже старенькая, лет 60, Сара изображала Орлёнка в костюме так охватывающем её бюст и ноги, что мясо явно висело из-под трико, махала руками, а сама она кричала и каркала, как ворона: кра… кра… Не хотелось верить, что это мировая знаменитость. Мы, видавшие Московский Художественный театр, Александринку, не могли прийти в художественный восторг от Сары Бернар. Был ли это французский вкус или виною была старость великой артистки, но впечатление было отрицательное. Впрочем ложноклассический пафос и теперь вы можете слышать ежедневно во французской радиопередаче.
Париж100 лет назад
Большое гулянье в честь студентов было дано и выставочным комитетом в так называемом старом Париже. Часть выставки изображала Париж Средних веков. При этом не только дома, улицы, но и сами жители были приставлены как в начале этого тысячелетия. Гулянье было устроено ночью и сопровождалось фейерверком и танцами. Средневековые парижанки танцевали с современными студентами, своими потомками в будущем, очень и очень далёком, для этих прапрабабушек современности нашей. Было не только поучительно, но и весело, и красиво.
Рыцарский турнир
Очень интересным по своей затее, но менее удачным по исполнению был турнир средневековых рыцарей. Он происходил в каком-то манеже. Его давали тоже в честь студентов. Закованные в латы рыцари верхом на бронированных конях бросались друг на друга с копьями, а из лож одетые в средневековые костюмы дамы, с именем которых рыцари вступали в состязание, смотрели на них. «Рыцари», как джигиты, были вполне на высоте. Они с быстротой ветра неслись друг на друга с копьями наперевес. Вероятно, копья были из картона, иначе такая атака в карьере была бы крайне опасна. Но рыцарей они играли плохо, по-солдатски. Дамы же, как кумушки, стрекотали между собой, не выражая эмоций по адресу их обожателей. Рыцари были поддельные, а дамы продажные и дуры. Увы, это жизнь!
Скандальчик в театре
Ещё, что мне врезалось в память, это маленькое юмористическое путешествие в каком-то небольшом театре, тоже дававшем спектакль для студентов. Партер там обрамлялся двумя ярусами лож. К этому времени у меня уже завелись друзья среди иностранных студентов. Особенно подружился я с чехами, благодаря возможности кое-как говорить по-русски. Во время антракта выяснилось, что мои друзья сидят как раз над моей головой в верхнем ярусе. Они увидели меня и стали звать к себе. Свесившись через край ложи, они протягивали мне руки. Я встал на барьер и взялся за канделябр, и при их помощи поднялся в следующий этаж к своим друзьям, под аплодисменты всего зала.
«Уик-энд» студенческого конгресса
Особенно примечательным остался в моей памяти приём, оказанный всемирному студенческому конгрессу одним из предместных городов тогдашнего Парижа. Было это, кажется, в Сент-Жермене, – точно не помню. Дело происходило в воскресенье. В 8 часов утра к большому вокзалу собрались решительно все члены съезда, около 2 000 человек. Студенты были в своих парадных одеяниях с бесчисленным количеством различных знамён и шумной весёлой толпой выстроились на перроне. Медленно, задним ходом подошли два длиннейших поезда, и все гурьбой устремились в вагоны. Знаменосцы с древками направились в стоящий впереди пустой товарный вагон, за ними последовала и наша русская группа. Поезд двинулся. Из соседних вагонов слышно было многоголосое пение, смех. Ехали довольно долго. Наконец, поезд стал подходить к вокзалу, окрестности которого и дебаркадер[3] были переполнены многочисленной публикой, среди которой преобладали барышни. Окрестности вокзала были очень красивы. Всюду видны были цветы и утопающие в зелени дачи.
В Парижском предместье
Аплодисментами и неестественными криками встретили нас обитатели этого города. Забегали распорядители. Все стали строиться в ряды, знаменосцы вышли вперёд, грянула пожарная музыка, и целый полк студентов длинной рекой ворвался в дачный город. Панели усыпаны были публикой, и видно было, как на всех перекрестных улицах на звуки музыки бежали мальчишки, чтобы присоединиться к кортежу. Под аплодисменты всего населения мы устремились в центр города.
К нашей группе в 16 человек, уже собравшейся воедино, подошёл какой-то прилично одетый господин и сказал, что мэр города просит русских студентов к себе. Мы отделились от кортежа и последовали за ним. Вскоре мы вошли в дом городского головы, который встретил нас исключительной любезностью и сказал, что он был в числе французских представителей на Кронштадских торжествах, рассказал о том радушном приёме, который был оказан французам в России, о важности и необходимости франко-русской дружбы для жизни и спокойствия Европы, затем всем присутствовавшим подано было шампанское и мэр провозгласил тост за Государя Императора и запел: «Боже царя храни!». Потом все закричали: «Ура!». Мы ответили криками «Vive la Franse!» и запели Марсельезу. После угощения фруктами, сладостями и папиросами, мэр поднёс каждому из нас изданную на французском языке книгу о Крондштадских торжествах, в которых он принимал участие. Замечательной особенностью этой книги было то, что в числе нескольких рисунков, иллюстрировавших книгу, на последней странице был нарисован одноконный извозчик с величественной надписью снизу: «Тройка».
Концерт под открытым небом
К двум часам дня все участники конгресса с хозяевами города, всей мужской и женской молодёжью собрались на красивой широкой лужайке, обрамлённой лесом, для слушания концерта на открытом воздухе, который в нашу честь давали лучшие парижские артисты Оперы, Комедии и прочих театров. Для этого на лужайках были устроены открытые эстрады, на которых выступали артисты. Публика же вповалку расположилась вокруг на траве и на ковриках из газет. Каждую парижскую звезду встречали шумными аплодисментами, очевидно, публика их хорошо знала. Концерт был замечателен и сточки зрения художественной и по оригинальности обстановки на лоне природы. Концерт кончился в 5 часов вечера. Мы должны были готовиться к парадному обеду.
Встреча министра /кажется, Мильерана/
Мэр и комендант города предложили русским студентам отправиться на вокзал для встречи министра народного просвещения, который должен был присутствовать на обеде, дававшемся студенческому конгрессу. Такое исключительное внимание к нам, конечно, объяснялось франко-русской дружбой. Когда поезд с министром подошёл к вокзалу, министру был представлен президиум конгресса и целиком, по очереди, вся русская делегация. Министр был человеком средних лет. Кажется, это был Мильеран[4].
Грандиозный обед у опушки леса
Обед был накрыт в каком-то, очевидно, специально выстроенном павильоне очень длинном, стоявшем на опушке леса. Крыша его была поставлена высоко на столбы, а стен не было. Всё было залито электрическим светом. Столы также были длинные и уставлены в пять рядов. Посередине, между двумя группами столов в одной половине находился полукруглый стол в виде подковы для министра, приглашённых, местных властей и членов президиума. Нас, русских, посадили поближе к президиуму, к столу подковой, причём справа и слева от каждого из нас сидел либо француз, либо чех. Обед наш был долгий, многоблюдный, с винами разных сортов, подавали гарсоны. Перед каждым стояло отпечатанное меню. В конце обеда перед шампанским начались речи. Радушие было исключительным. Соседи справа и слева подливали нам вина и, хотя настроение было приподнятое, но, по-западному не переходило границ культурной деликатности и взаимной любезности.
Около 8-мичасов вечера, в хорошем настроении, мы стали вставать из-за стола. Нас ожидало новое удовольствие.
Ночной бал в лесу
В соседнем лесу зажглись факелы, заиграл пожарный оркестр, и с соседних улиц толпами стала входить в лес молодёжь мужского и женского пола этих предместий. Начался ночной бал. Откуда-то взялись дирижёры, и сотни пар при свете факелов закружились в вихре вальса. Освещение леса представляло собой пеструю картину световых пятен, перемежающихся с полутьмою, переходящей в полную темноту в окружности. Картина была увлекательной, феерической. Толпа горожан обступила танцующих. Если принять во внимание, что студентов в двух поездах приехало не меньше 2000 человек и каждый из них в той или иной мере танцевал с местными барышнями, то можно себе представить грандиозность бала.
Мой спутник Кадька, благодаря знанию французского языка и природной весёлости и болтливости, переполнявшей его натуру, то и дело заражал смехом своих соседей и своих сменявшихся дам.
Я невольно следил за ним, чтобы не потеряться в густой толпе не только наших новых друзей французов, чехов и скандинавов, но и в ночной полутьме лесной чащи.
Не только Кадька периодически исчезал со своими дамами за стволами деревьев, очевидно, для поцелуев, но этот маневр широко применялся и другими окружавшими нас парами. То из-за одного, то из-за другого ствола громадного дерева выскальзывали пары и при свете языков коптящего пламени факела вливались в толпу танцующих.
Факелцуг[5]
За полночь раздались какие-то командные приглашения. В два ряда один за другим гуськом выстроились пожарные в касках с пылающими факелами в руках. Между пожарными стали выстраиваться рядами по 8 человек об руку студенты вперемежку со своими дамами из местного общества. Подошёл многочисленный пожарный оркестр в своих касках, возглавил длиннейшую колон у с весёлым пением, скандируя слова «всемирный конгресс студентов», двинулись через город к вокзалу, сопровождаемый бегущими мальчишками и с обеих сторон улицы, приветствовавшими местными жителями.
Мы вновь сели в поданные поезда, густой толпой заполнили вагоны и двинулись в Париж, посылая из окон прощальные поцелуи хозяевам и их прелестным дочкам. Около 2 часов ночи мы прибыли в Париж и, продолжая напевать студенческие песни, группами побрели каждый в сторону.
«Омо-ном»
В числе бесконечных увеселений особенно ярким после ночного бала в лесу надо считать публичный бал в каком-то большом зале Латинского квартала. Это не был студенческий бал, на нём присутствовало много самой разнообразной публики. Были и военные /солдаты, матросы, молодые офицеры/, но большинство мужчин составляли всё же студенты.
При входе в зал стояло несколько огромных железных негров, и все входящие мужчины считали долгом двинуть одного из них в пузо изо всей силы кулаком. Негр звякал, а морда его двигалась и показывала улыбку и белые зубы. Это были силомеры.
Публики в зале было так много, и мужской и женской, что мы едва протолкнулись в толпу. Но когда начались танцы, как-то стало посвободнее. Студенты стали хлопать в ладоши и кричать… Какая-то бойкая девица села верхом на шею высокому молодому студенту, свесив обе ноги ему на грудь, тот держал её за голени в чулках. Длинное её платье спускалось по его спине. Ноги были оголены выше колен и торчали кружевные панталоны. Девица в большой шляпе что-то пела и кричала, размахивая в такт цветным зонтиком. К этой наезднице стали собираться вереницей студенты, держа обеими руками друг друга за плечи. Образовалась длинная лента голов и змееобразным движением вприпрыжку стала, извиваясь, продвигаться в толпу под крики и песни. Было так весело и увлекательно, что этого юношеского задора я не могу забыть до сих пор. Теперь уже больше 20 лет, как я парижанин, но ничего подобного этому я не видел и не увижу.
[1] Возможно, речь идёт о визите французской эскадры в Кронштадт в 1891 г. и ответном визите русской эскадры в Тулон в 1893 г., после заключённого в 1891 г. союза между Францией и Россией.
[2] Галун, тесьма
[3] Платформа железнодорожной станции
[4] Александр Мильеран (1859 – 1943) – в 1900 г. – министр торговли, президент Франции (1920 – 1924).
[5] Факельное шествие
Публикуется по изданию «Историко-культурное наследие крымских караимов» (Симферополь, 2016, С. 48-60)
Караи 
В Париже в 1900 году. Воспоминания русского студента. Часть V.: 2 комментария