770 лет Кырк-Йеру

В 2023 году исполнилось 770 лет со дня первого упоминания Кырк-Йера французским миссионером и путешественником Рубруком в 1253 году.

          Весной 1252 года этот францисканский монах со спутниками по поручению короля Франции Людовика IX начал путешествие в Азию. Их целью было доехать до  резиденции хана Хулагу и убедить его отправить на помощь Людовику войско, состоящее из христиан-несториан.

          Посольство Рубрука отправилось из палестинской Акры в Константинополь, а затем переплыло по Чёрному морю в Солдайю [Судак] в Крыму.

          Рубрук сообщает: «Мы прибыли в область Газарию [Хазарию], или Кассарию, которая представляет как бы треугольник [Крым], имеющий с запада город, именуемый Керсона [Херсонес], в котором был замучен святой Климент. И, плывя перед этим городом, мы увидели остров, на котором находится знаменитый храм, сооруженный, как говорят, руками ангельскими. В середине же, приблизительно в направлении к южной оконечности, Кассария имеет город, именуемый Солдаия [Судак], который обращен к Синополю наискось, и туда пристают все купцы, как едущие из Турции и желающие направиться в северные страны, так и едущие обратно из Руссии и северных стран и желающие переправиться в Турцию. Одни привозят горностаев, белок и другие драгоценные меха; другие привозят ткани из хлопчатой бумаги, бумазею (gambasio), шёлковые материи и душистые коренья. В восточной же части этой области есть город, именуемый Матрика [Тамань], где река Танаид [Дон] впадает в море Понта [Чёрное море], имея в устье 12 миль [1 миля 1482 метра] в ширину. Именно эта река, прежде чем впасть в море Понта, образует на севере как бы некое море [Азовское море], имеющее в ширину и длину семьсот миль, но нигде не имеющее глубины свыше шести шагов; поэтому большие корабли не входят в него, а купцы из Константинополя, приставая к вышеупомянутому городу Матрике, посылают [оттуда] свои лодки (баркасы) до реки Танаида, чтобы закупить сушёной рыбы, именно осетров, чебаков и других рыб в беспредельном количестве.

<…> Итак, мы направились в путь около 1 июня с четырьмя нашими крытыми повозками и полученными от них двумя другими, на которых везли тюфяки, чтобы спать ночью; сверх того, они дали нам пять верховых лошадей, ибо нас было пять лиц: я и товарищ мой, брат Варфоломей из Кремоны, везший подарки Госсель, человек Божий Тургеманн [драгоман] и отрок Николай, которого я купил в Константинополе на вашу благостыню. Они дали нам также двух людей, которые правили повозками и караулили быков и лошадей. На море, от Керсоны до устья Танаида, находятся высокие мысы, а между Керсоной и Солдаией существует сорок замков; почти каждый из них имел особый язык; среди них было много Готов, язык которых немецкий».

          Считается, что именно фраза про сорок замков и есть первое упоминание города-крепости, который сейчас именуется Чуфут-Кале. Большинство историков, а за ними и журналистов, утверждают, что ранее этот город именовался Кырк-Ор, что можно перевести как Сорок замков. Между тем, некоторые переводчики считают, что Рубрук писал о сорока бургах – населённых пунктах ремесленного и торгового значения, и слова путешественника надо понимать буквально, а сорок таких старинных местечек от Судака до Севастополя можно набрать и сейчас. Как пример типичного бурга приводят селение Ускут [сейчас Приветное].

          В сочинении «Таквим аль-бульдан» («Упорядочение стран») XIV века арабского учёного-энциклопедиста Абу-ль-Фиды упоминается «Керкер», он же и «Керкри», который «находится на краю седьмого климата [широтный пояс Земли в античности] в стране Асов, его имя значит по-турецки сорок человек; это укрепленный замок, трудно доступный; он опирается на гору, на которую нельзя взойти. На верху горы есть площадь, где жители страны находят убежище. Этот замок на некотором расстоянии от моря; жители принадлежат к племени Асов»; Замок «находится на север от Сары-Кермена [Херсонеса]; между этими двумя местами один день пути».

          Иосафат Барбаро в 1436 году предпринявший «путешествие в Тану [Азов]», где оставался 16 лет, писал, что «Степь на ʺострове Каффыʺ подвластна татарам <…> У них есть два поселения, обнесённые стенами, но не представляющие собой крепостей. Одно – это Солхат, который они называют Инкермин, что значит «крепость», другое – Керкиарде, что на их наречии означает ʺсорок селенийʺ».

Итак: авторы приводят разные сведения о «старинном караимском городке Калэ, именуемом ныне Чуфут-Калэ», разные его названия и переводы названия: сорок замков, сорок человек, сорок селений; то страна асов, то татар, то крепость, то поселение не представляющее собой крепости. Однако название Кырк-Ор прочно укрепилось и повторяется в статьях и книгах как древнее именование крепости Чуфут-Кале, а перевод Кырк-Ор – сорок замков, как единственно правильный. Однако не всё так однозначно с названием хорошо всем известного ныне памятника и одного из самых посещаемых объектов туризма в Крыму.

Во-первых, названий встречается несколько. Например, у доминиканца Эмиддио Дортелли д’Асколи, префекта Кафы, Татарии и проч. в «Описании Чёрного моря и Татарии» (1634 год) крепость имеет имя Топра-Кала – Земляная крепость. Турецкий путешествннник Эвлия Челеби называет крепость Джевхер (Гевхер) Кермен – Крепость драгоценностей (1666 год). Крымские караимы называли её Джуфт-Кале, Кош-Кала, Чифт-Кале – Двойная, парная крепость, а чаще просто Кале или Калэ — крепость.

Во-вторых, название Кырк-Ор может быть прочитано в древних документах и описаниях как Кырк-Ер (Йер). В таком случае, будет другой перевод. Йер – земля, а не замок, не укрепление. Да и можно ли было насчитать в крепости сорок крепостей/ замков/ селений/ укреплений? Укреплений может и можно было, например, пещер. Да и название не должно соответствовать реальному положенню дел буквально.

 Слово кырк тоже имеет варианты значений. Кроме общеизвестного тюркского слова, означающего «сорок» есть ещё созвучное название этнического подразделения. В Крыму, например, были ныне исчезнувшие сёла Кырк в Советском, Кировском и Симферопольском районах, а также Кырк – прежнее название села Хлебное Белогорского района. Могли ли эти населённые пункты называться просто «Сорок»? А по имени тюркского племени кырков могли. А ещё известны крымские населённые пункты, урочища, холмы, дороги, пещеры, кладбища с компонентом Кырк: Кырк-Азизлер, Кырк-Чолпан, Кырк-оба, Кырк-Байрак,  Кирк, Кырк-Бель, Ауз-Кырк, Ногайлы-Кырк, Кырк-Кирей, Кырк-йол, Кырклар… Вероятность связи таких названий с племенем кырков гораздо выше, чем с числительным «сорок». Таким образом, название приобретает другой смысл: Кырк Йер – Земля кырков.

В-третьих, в ярлыках крымских ханов – а это – официальный документ государства, в отличие от описаний путешественников-иностранцев, или историков и географов, иногда вообще не бывавших в Крыму, сама крепость называлась Кале/Калэ. А  Кырк Йер – это крепость вместе с округой, по мнению известного специалиста по Крымскому ханству В.Д. Смирнова, о чём он писал в статье «Татарско-ханские ярлыки из коллекции ТУАК». Там же он упоминал, «Чуфут-Калэ, каковое наименование, в свою очередь, выродилось из другого, более правильного этимологически – Чуфтъ-Калэ». Из ханских ярлыков выясняется что крепость (Кале) ещё называли Кырк йернын юкары калеси – верхняя крепость Кырк Йера; в Кырк Йере выделялись нагорье и долинная часть; граница Кырк Йера, то есть округи кырков с севера проходила по осевой линии долины Ашлама дере, а с других сторон, согласно грамоте хана Инайет-Герая 1635 года, «от Тэпэ-Кермана с южной стороны Кемаль-Чокраком до Кале и до источника Сары-Бия, а с запада до пограничного столба Рамазан-Саласы, до нагорья Папас-Чокрака – до Кальена и, вхлдом Кыз-Керман, до Кале, и до передней стороны рек Качи – Бэшик Дага и Юсуф-Чокрака…» (Сборник старинных грамот и узаконений Российской империи).

Добавлю, что у крымских караимов-тюрков есть фамилии Кырк, Кырклар и Кырксой. А сэнэк-тамга, которая вырезана на мраморной плите, установленной над Буюк-Капу крепости, встречается в местах населённых пунктов с составляющей Кырк в названии.

Так было ли перовое упоминание Кале 770 лет назад? Возможно. Точно известно, что люди поселились здесь значительно раньше. Некоторые стены крепости определены специалистами V веком, радиоуглеродный анализ балки Большой кенаса показал Х-XII век, а самые древние памятники рядом расположенного караимского кладбища Балта Тиймэз датируются первыми веками нашей эры.

Анна Полканова

Реклама

Дневник Бориса Кокеная. Начало.

КАЛЕ

Дневник Кокеная. Конушма.

О Б. Кокенае.

 «Для всего есть время» сказал мудрейший из людей. Как видно и для меня настало время взяться за перо. Давно собирался писать дневник, не для описания автобиографии — что интересного в жизни одного человека, да ещё женатого? Холостой человек переходит с места на место и, меняя постоянно лицо земли, встречается с новыми людьми. А ведь каждый человек – это новая книга. Есть книги, которые можно не читать, ознакомившись с первыми страницами, но есть люди, у которых находишь много интересного, подобно книгам, которые читаешь с увлечением и пользой, и даже перечитываешь. Взялся же я за перо, для того чтобы передать будущим поколениям то, что уходит в область прошлого нашего народа караимского и связанные с этим встречи с людьми и впечатления о местах, где я побывал. Мы живём на рубеже двух эпох, когда формы жизни быстро меняются во всём мире, особенно же у нас в России. Мы, караимы, также должны дать будущим поколениям те сведения, которые своим вниманием может обойти будущий историк.

После смерти своего единственного сына – инженера – Михаила, умершего 23 лет (простудился на военной службе), разбирая его книги, М. И. Пилецкий подарил мне несколько книг и эту тетрадь, благодаря чему я имею возможность вести дневник. Упомянув о М. И., надо сказать, что благодаряему и его радушной семье, я легче прожил свои годы в Ростовской общине среди немногочисленных членов которых было мало людей, знакомых как со своим родным языком, так и с историей своего народа. Таких было два: М. И. и Лопатто Осип Самойлович. Последнее время к ним надо причислить и И. М. Капуджи-Эринчек.

***

Отец мой, Кокенай, умер в 1897 г. 23.08. Родился в 1835 г. в Кале (Кырк-Йер)и приходился внуком учёному гахану Эль-Дуру. Он учительствовал в мидраше в Бахчисарае, затем преподавал в Феодосии в мидраше и в русской гимназии караимские науки ученикам караимам. В Феодосии же (мне тогда было 3-4 года) он умер и похоронен. В нашем доме ещё живы были рассказы времён жизни в Кале. Во-первых, отец происходил из Кале, во-вторых, в нашей семье жила и мать моего отца, дочь Эль-Дура, хорошо знавшая время жизни наших предков в Кырк-Йере. Т. к. я плохо помнил и отца и бабушку, то виновницей моего интереса к Кале была моя мать, которая мне рассказывала об этом городе наших предков. Она сама тоже часто бывала там и в 1878 г. жила с отцом там, так как моего отца вызвал Панпулов помогать в раскопках проф. Д. Хвольсону[1]. Переписка моего отца с Панпуловым и с И. И. Казасом хранится у меня в библиотеке. Там же имеется черновик большого письма моего отца к гахану, в котором на запрос последнего о том, насколько соответствуют истине разговоры о фальсификаторской деятельности Фирковича и подлинности старинных памятников Кале, мой отец отвечает, что он относится отрицательно к возможности такого факта. Тем более, что и сам находил камни, обозначенные годом 4.000 от С. М[2]. Быть может это письмо я ниже приведу полностью.

Первое моё знакомство с Кале произошло тогда, когда я был во втором классе гимназии. Собрав рублей 15, я поехал в Бахчисарай из Феодосии с двумя товарищами. Впечатление было огромное, и я до сего дня остался одним из верных поклонников этого старинного гнезда крымских караимов. В следующие годы я при первой же возможности старался использовать её, чтобы побывать в Кале, и там, в доме хранителя и газзана, светлой памяти, Абрама Семёновича Дубинского я был своим человеком. В 1918 г. я, после освобождения от военной службы (я был, освобождён в мае 1917 г. после революции), я начал работать в Кале с тремя сыновьями Дубинского. Тот год был очень засушлив, и всё посеянное нами осталось в земле. Судьба не благословила наших трудов и наша колония распалась. Но, тем не менее, в Кале я бывал постоянно, а переехав в голодный 1922 г. в Ростов, я поддерживал связь с обитателями Кырк-Йера и переписываюсь до сего дня.

Прежде чем привести пару рассказов, слышанных мной о Кале, хочу остановиться на родословной моей матери, которая представляет некоторый интерес. Любовь мою и интерес к наукам, к старине, к родному народу и его истории выковала моя мать, знавшая не только письмо и чтение, но и сама писавшая стихи и элегии на различные случаи на разговорном языке. …Она умерла в 1926 г. 14.04 в 8 ч. утра в Ростове-на-Дону и похоронена на караимском кладбище…

Моя мать Бийим, дочь Я. Софера, является 15-м поколением, я – 16-м, а мой сын Яков – 17. До первого предка, записанного здесь, надо считать лет пятьсот. Мужское поколение рода, семья моего дяди И. Я. Софера, проживает ныне в Керчи и представлена двумя его сыновьями.

Я ещё застал в живых двух постоянных обитателей Кале, братьев Якова-ака и Иосефа-ака Пигит (их также звали Софу), помнивших ещё то время, когда в Кале была община. В первый мой приезд Иосиф-ака принёс мне в подарок сыр от молока двух своих коров (у них был десяток коров). Он учился у моего отца. Затем я в Кале встретил старика Бурче из Екатеринослава, приехавшего в Бахчисарай на призыв своего сына в 1913 г., где мы, 13 человек, по месту приписки, призывались к воинской повинности. Из них 10 были из разных городов России. Этот старик родился и жил в молодости в Кале.

Ежегодно летом из разных концов России много людей приезжало осматривать руины Кале, и среди них можно было встретить с интересных людей. Некоторые караимы приезжали жить летом в Кале, а на киппур-оруч[3] собиралось человек 30-40-50, чтобы поститься в городе своих предков и помолиться в древнем храме. Молитву же в этот день совершал С. О. Шишман, и пользовались его гостеприимством и питанием.

Ежегодно приезжала в Кале семья Аврамака Кефели из Симферополя. Его жена покойная Стерта однажды мне рассказала следующее: пройдя шагов 30-40 на восток от кенаса по главной улице по правой руке имеются ворота, ныне заложенные камнем. Эти ворота памятны по истории, связанной с именем народного героя Алима.

Однажды Алим залез в Кале и спрятался в какой-то пещере. В этот день все мужчины и женщины молились в храме – кенаса, а потому девушки ходили по узким улицам города с открытыми лицами, не боясь встретиться с мужчинами. Алим, не замеченный никем, наблюдал за девушками. Из них одна, дочь богатых родителей Бабовичей, очень понравилась ему, и он задумал насильно забрать её с собой. С наступлением темноты Алим постучался в дом, где жила дочь Бабовичей, требуя выдать девушку, которая ему понравилась («узун карасачли гузел кыз»). Оставшиеся дома, чтобы выиграть время пока придут мужчины из кенаса, говорили, что такой девушки нет в этом доме. А в это время  нашу красавицу увели к соседям через маленькие дверцы в стене двора, так называемые «коншы-капу»[4], которыми связывались все дворы Кале друг с другом. «Коншы-капу» были устроены с целью, чтобы в неспокойные времена, в случае опасности, люди могли найти убежище у соседей, а двери же высотой в половину человеческого роста, можно было заложить быстро камнями. Алим, услышав шум приближающихся шагов мужчин из кенаса, успел убежать к «Кичик-капу». Но в те времена у Больших и Малых ворот днём и ночью стояли сторожа-вратари, или, как их называли «капуджилар». Нынешние Эринчеки, потомки тех «Капуджи» – кальских вратарей. В то время сторожем был человек небольшого роста, но крепкого сложения по имени капуджи Юсуф-ака. Увидя бегущего Алима, и зная, что такого он в тот день в Кале не пропускал, Юсуф-ака остановил Алима, говоря, что не выпустит его, пока не расследует, почему он попал в Кале и так поспешно хочет выбраться. Алим посоветовал Юсуф-ака не перечить ему, а отпустить подобру-поздорову. На Юсуф-ака слова Алима не подействовали. Он закрыл ворота и не пускал Алима. Тогда Алим выхватил висевший у него на боку нож и сказал: «Пусти, Юсуф, а не то нож войдет в твоё сердце!». Не докончил Алим эти слова, как старый Юсуф сжал, как в тисках, руку Алима с ножом в своей руке. А кальские жители были уже на верхней площадке возле ворот. Тогда Алим с силой выдернул свою руку, срезав четыре пальца правой руки «капуджи». Вскрикнул старый Юсуф от острой боли и, обливаясь кровью, упал на острые кальские камни… Алим же открыл ворота и был таков. Когда выбежали люди за ворота, Алима и след простыл, ибо, как ветер в поле, так и Алим на свободе был неуловим. А Юсуф-ака с тех пор окрестили «пармаксыз Юсуф-ака» т. е. Юсуф-ака без пальцев. Вот одна из былей прошлого, услышанных мною в Кале в июне 1918 г. из уст старушки Эстер-тота Кефели, знавшей лично «пармаксыз Юсуф-ака».

Капуджи был «человек небольшого роста, но крепкого сложения». Обыкновенно капуджи бывали люди здоровые и сильные. Один из потомков этих «капуджи» – Исаак Моисеевич Капуджи привёл свою родословную: «Предки его были вратарями у Средних ворот даже после разрушения этих ворот, и по традиции, будь то даже ханы, когда проходили через ворота, просили разрешения. Он говорил, что капуджи были люди здоровые. И он сам был таковым: высокий и здоровый. Благодаря этим их свойствам и существует про них пословица: «Под кулак капуджи не попадайся».


[1] Даниил Авраамович Хвольсон (1819 – 1911) – востоковед, историк, лингвист; исследователь эпитафий кладбища Балта Тиймэз.

[2] От сотворения мира.

[3] Религиозный пост

[4] Буквально – сосед-ворота