Бывшiй Евпаторiйскiй Городской Голова и Предсѣдатель Земской Управы Семен Сергѣевич Дуван.

Публикуется по книге «Историко-культурное наследие крымских караимов» (редактор и составитель А.Ю. Полканова. Симферополь, 2016)
Комментарии А.К. Клементьева, А.Ю. Полкановой, С.В. Кропотова.
Долго еще бурлил город.
Засуетились друзья исправника. Рѣшили апеллировать в окружный суд: выписать самого Карабачевскаго[1] и т.д. и т.д., вплоть до того, что нашлись и охотники «переломать ребра Дувану».
Почти всѣ газеты провинцiальныя и столичныя посвятили этому из ряда выходящему событiю цѣлыя столбцы. Среди них особенно выдѣлялась статья талантливаго фельетониста Дорошевича[2] в московском «Русском Словѣ». Статью эту я прочел случайно, при совершенно курьезных обстоятельствах. Спустя нѣсколько дней послѣ процесса мнѣ надо было поехать в Одессу. Пароход отходил из Евпаторiи около 8 ч. вечера, и когда я поднялся на него, публика 1-го класса находилась за обѣдом в столовой. Заняв мѣсто за общим столом я замѣтил, что пассажиры оживленно о чем-то бесѣдуют, передавая из рук в руки номер «Русскаго Слова». Мой сосѣд обращается ко мнѣ:
– Вы, кажется, сѣли в Евпатории. Может быть, вы сможете разсказать нам нѣсколько подробнѣе об этом замѣчательном процессѣ, может быть, даже знаете члена управы Дувана?
– Да, я его немножко знаю, – отвѣчаю я – и кое что мог бы об этой исторiи разсказать.
Заинтригованные пассажиры забрасывают меня вопросами: «А что он молодой, или старый? Какой, однако, молодчина! Знаете ли вы его, что он вам разсказал, как он выглядит?»
– Да вот, он сам перед вами, господа.
Шумные аплодисменты явились отвѣтом на мои слова. Всѣ окружили меня, заинтересовавшись моим повѣствованiем.
Закончилась же исторiя с исправником довольно просто. Апеллировать он не рѣшился, да и Карабчевскiй и всѣ болѣе или менѣе видные адвокаты решительно отказались выступать его защитниками. Пригласили меня на вечер к одному из старых обывателей города, а Михайли спрятали в соседней комнатѣ. Затѣм неожиданно его вытолкали и произошла сцена вродѣ примиренiя гоголевскаго Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем, с тою лишь разницей, что Михайли должен был не только публично просить у меня прощенiя, но и напечатать в крымских газетах, что он, признавая свою вину, искренно о своем поступкѣ сожалѣет. Но зато, крѣпко затаив свою злобу, он, спустя два года жестоко отомстит мнѣ уже в бытность мою городским Головою. Об этом я разскажу позже.
А пока еще несколько слов о незабвенной памяти В. Ф. Трепоповѣ.
Я упоминал уже, что знал семь губернаторов и столько же вице-губернаторов а что только В.Ф. Трепов являлся среди них во всѣх отношенiях на своем мѣстѣ.
Человек огромнаго ума, исключительнаго благородства и безукоризненной преданности служебному долгу, он умѣл покорить даже большевиков, прекрасно знавших его монархическiе взгляды и политическое прошлое. Он спокойно проживал на своей квартире в Петрограде, вплоть до убiйства Урицкаго, неоднократно его вызывавшаго и с необыкновенной почтительностью подолгу с ним беседовавшаго. Его не трогали, пока не был убит этот ленинградскiй диктатор. Затем, когда в связи с этим убiйством пошли безпощадныя массовыя репрессiи, В. Ф. Трепов был сослан на Кавказ и звѣрски умерщвлен в Кисловодске /а по другой версiи в Кронштадѣ/[3].
Мы разстались с ним на этих страницах с момента утвержденiя меня членом Управы. Впоследствiи, уже в бытность мою Городским Головою, я много раз посѣщал его в Петроградѣ, неизмѣнно пользуясь его покровительством и помощью при поѣздках моих в столицу с ходатайствами о городских нуждах. Я разскажу об этом отдельно. А пока кое-что об его дѣятельности на посту Таврическаго губернатора. Он держался всегда с необычайным достоинством и абсолютной объективностью, снискав глубокое уваженiе и симпатiи всѣх правых и лѣвых: общественных дѣятелей, будь то губернское или уѣздныя земства, или любое казенное или городское учрежденiе. Истинный аристократ и боярин в лучшем смыслѣ этого слова, большой хлѣбосол и необычайно радушный хозяин. Особенно заметно это было, когда он чествовал обѣдом состав губернскаго собранiя в отвѣт на традицiонный обѣд, даваемый земством губернатору. Когда же он прiѣзжал в какой-либо город по дѣлам службы, он рѣшительно отклонял устраиваемые городом обѣды и чествованiя. Тогда как всѣ его предшественники и замѣстители с величайшей охотой принимали такiе обѣды, обмѣниваясь на них взаимными тостами и фальшивыми комплиментами.
В частности при посѣщенiи нашей Евпаторiи Вл. Фед. разъѣзжал до городу на простых извозчиках, отклоняя предлагаемые ему экипажи городского Головы.
В первый из своих прiѣздов к нам послѣ исторiи с Мамуной он демонстративно отказался от объѣзда города в сопровожденiи городского Головы, как это было обычно принято. Подчеркнув этим свое возмущенiе лицемѣрiем Мамуны, он просил меня, члена Управы, сопровождать его повсюду.
На этом я закончу пока характеристику В. Ф. Трепова и разскажу кое-что об остальных губернаторах.
Первым губернатором, при коем я начал общественную дѣятельность, был М. П. Лазарев[4].
Типичный помпадур в стилѣ щедринских типов, он никогда и ничѣм серьезно не интересовался, ища только популярности. Достигнуть этого в 1893 году было совсѣм не трудно. В глазах тогдашних малокультурных крымских жителей губернатор был окружен особым ореолом. Видѣть его вблизи, и даже разговаривать с ним, почиталось за счастье. Учитывая это, Лазарев с тросточкой в руках ранним утром обходил симферопольскiй базар, запросто вступая в бесѣды с торговцами.
При посѣщенiи того или иного города он неизмѣнно принимал устраиваемый в честь его обѣд. Устраивала его городская Управа по подписке. Любой обыватель, внеся 10 рублей, удостаивался чести губернаторскаго рукопожатiя и обѣда за общим с ним столом.
За отсутствiем в тогдашней Евпаторiи достаточно просторнаго помещенiя, губернаторскiй обѣд устраивался в баракѣ при грязелечебницѣ. Охотников участвовать в таком обѣдѣ, кромѣ гласных Думы, набиралось человѣк пятьдесят. Они встрѣчали губернатора выстроившись на площадкѣ, гдѣ он торжественно всѣх обходил, каждому пожимая руку /минута незабываемая!/. Затѣм начиналось пиршество. Губернатор провозглашал первый тост во здравiе «необычайно деятельной и блестяще способствовавшей процветанiю города Управы, в лице гр. Мамуны и его сотрудников».
В отвѣт на это городской Голова превозносил до небес Его Превосходительство, неустанно пекущееся о благѣ населенiя и сегодня осчастливившаго город высоким вниманiем своим.
Присутствовавшiе млѣли и во всю глотку кричали ура.
Попрощавшись со всѣми опять таки «за руку», помпадур отъѣзжал. И долго еще счастливое событiе это служило темой радостных воспоминанiй среди участников обѣда, небрежно, как бы вскользь, произносивших: «это было, когда я обѣдал с губернатором».
Та же исторiя повторялась во всѣх крымских городах и закончилась тѣм, что лучшая улица каждаго города была названа «Лазаревской» в знак глубокой признательности «За неутомимыя заботы о нем» человѣка, в сущности палец о палец не ударившаго.
Вторым при мнѣ губернатором был В. Ф. Трепов, и затѣм Волков, о которых я уже говорил.
Слѣдующiй губернатор Новицкiй утвердил меня Гор. Головою. Послѣ него самодур Лавриновскiй. За ним гр. Апраксин и наконец, в 1914 г. бывшiй командир Крымскаго коннаго полка Н. А. Княжевич, предпочтившiй должность Таврическаго губернатора пребыванiю на фронтѣ[5].
Большой карьерист, пользовавшiйся вначалѣ покровительством Императрицы, Княжевич впослѣдствiи был Ею же смѣщен по жалобѣ татар на его кузена Щербинскаго, состоявшаго при нем чиновником особых порученiй. Сам Княжевич не брезгал ни общественными, ни частными обѣдами и дарами. Страшно тщеславный, он во многом напоминал Лазарева. Что же касается Щербинскаго, то открытый взяточник и пьяница, он именем губернаторскаго кузена терроризировал всю губернiю. Не пожелавшiе болѣе терпѣть его безчинства крымскiе татары командировали к Императрицѣ Зайде-Ханум Муфтизаде, умную и смѣлую жену полковника-татарина. По жалобѣ ея Княжевич был смѣщен в 24 часа. Вѣдь подумать страшно, что Щербинскiй и сам являлся кандидатом в губернаторы. Так было принято: слѣдующей служебной ступенью чиновника особых порученiй являлась должность вице-губернатора, заканчивающаяся затем губернаторством.
Будучи смѣщен с должности Таврическаго губернатора, каковою он особенно дорожил, Княжевич был назначен Одесским Градоначальником. Но ввиду последовавшей вскоре революцiи, он не успѣл там повластвовать. Это вдохновило В. М. Пуришкевича посвятить Княжевичу слѣдующiе стишки:
«Крымская Цикада» Чѣм больше дров, тѣм меньше лѣсу. Россiя край прогнивших шпал. Градоначальником в Одессу Назначен юркiй генерал. Его карьеры путь нам вѣдом: Уйдя из строя в год войны, Он брал гдѣ лестью, гдѣ обѣдом, Ловя военные чины. В боях не получив крещенья, Хватал с мечами ордена, Считая вздором убѣжденья В лихiе наши времена. Но получивши звѣзд без счета, Звѣздою сам, увы, не стал. Зане всегда топил кого-то, Себѣ готовя пьедестал. Дитя тылов и вахт-парада , Жирѣя на микробах смут, Недолго «крымская Цикада» К нам залетѣв, пробудет тут. Путь закоулков, перешейков, Таков Княжевическiй путь. Пока он только «пти» Воейков, Но будет «гран» когда-нибудь.
Эти то бездарные и безсовѣстные губернаторы, вице-губернаторы и чиновники и погубили Россiю. Никакiе Ленины, Керенскiе или Милюковы и никакiе революцiонеры не причинили нашей несчастной родинѣ столько зла, как эта гнусная компанiя старорежимных правителей.
Отчасти слабоволiе злополучнаго Государя Николая II-го, а больше всего безчестность злоупотреблявшаго довѣрiем Его окруженiя и явились причиной гибели Россiи и мученическаго конца несчастной Семьи Царской…
Семь губернаторов и столько же вице-губернаторов я знал… Много можно было бы поразсказать о них, но я и так отклонился в сторону.
Об одном только вице-губернаторѣ, наиболѣе ярко выраженном типѣ отъявленнаго мракобѣса, я не могу умолчать.
Это Масальскiй-Кошура[1], впослѣдствiи Харьковскiй губернатор. Он правил Таврической губернiей в неспокойных 1905-м и 1906-м годах. Часто исполняя обязанности отсутствующаго губернатора, он распоясывался вовсю. Автомобилей еще не было, и разъѣзжал он в сопровожденiи отряда стражников /ингушей/ с ружьями наперевѣс, бѣшено мчавшихся за его коляской.
Так разъѣзжал он и у нас, наводя панику на горожан, едва успѣваших уклониться от нагаек стражников, расчищавших дорогу его превосходительству.
Беззастѣнчивость его была бездредѣльна. Он безцѣремонно заявлял мнѣ при предсѣдателе земской Управы, что прiѣдет к нам обѣдать. Общественными дѣлами он не интересовался. Обьѣзжая со мною город и делая визиты только предсѣдателю мѣстнаго отдѣла Союза Русского Народа, исправнику и д-ру Антонову, он настойчиво внушал мнѣ, что в дѣятельности своей я должен руководиться исключительно их указанiями. Председателя земской Управы он очень любил и никаких внушенiй ему не дѣлал, ибо тот был одного поля с ним ягода.
Во главѣ земства находился тогда Порфирiй Бендебери[2], крупный помѣщик, из породы зубров. Едва грамотный, но с большой смекалкой, он справедливо считался хорошим сельским хозяином и отличался большим хлѣбосольством. Пиры и попойки у него почти не прекращались. Закармливал он и земских гласных, губернское начальство преимущественно из крестьян.
Постоянными же его гостями и собутыльниками были Михайли, Антонов и предводитель дворянства Сербинов, такой же как и он недоучка и пьяница.
Меня он ненавидѣл и совмѣстно с Мамуной не пропускал случая выкинуть в отношенiи меня какую-либо гадость. Судьбѣ угодно было, однако, чтобы я же через нѣсколько лѣт замѣнил его на посту предсѣдателя земской Управы. Но об этом будет сказано дальше.
Женат был Порфирiй Бендебери на своей бывшей горничной Дашкѣ, которую предварительно изнасиловал. Эта Дашка, вплослѣдствiи Дарья Хведоровна, заслуживает того, чтобы удѣлить ей здѣсь нѣсколько строк.
Баба очень не глупая и бойкая, она съумѣла использовать увлечение ею Порфирiя и громогласно заявляла всѣм: «что у нея на долони /на ладони/ волосья выростут, коли Порфирiй на ней не женится».
И дѣйствительно она ловко его окрутила и стала барыней Дарьей Хведоровной. А так как к тому же она была прекрасной хозяйкой /пироги и кулебяки ея славились на всю губернiю/, то и гости у них не переводились. Она умѣла по-своему и занимать их. «Я, – говорит, – одѣла у тiятр платье вампир /ампир/ и произвела у ем курорт /фурор/». «Раньше Порфышка меня забиждал. а теперь сам губернатор у мине ручку цилует». Увидя как-то в Москвѣ в художественном магазине статуэтки русских писателей, она скомандовала: «Завернить минѣ парочку от тих Гоголей».
[1] Павел Николаевич Мосальский-Кошуро (1860-1918) – российский государственный деятель, Таврический Вице-губернатор (?-1913), Харьковский Вице-гебернатор (1913-1916), жёстко подавил восстание в Казахстане; одни писали о нём как о «символе реакции, самодурства и жестокости», другие отмечали энергичность, строгость, любовь к порядку; рабочие видели в нём своего спасителя.
[2] Председатель Земской Управы Порфирий Алексеевич Бендебери в 1909 г. организовал бойкот части гласных обсуждения отдельного доклада С. Дувана, посвященного перспективным планам развития Евпатории. В городе началась кампания по дискредитации С. Дувана перед выборами Городского Головы в 1910 г. П. А. Бендебери оставался непримиримым противником С. Дувана и его начинаний и в дальнейшем.
[1] Николай Платонович Карабаческий (1851 – 1925) – выдающийся российский адвокат, известный участием в самых сложных и резонансных судебных процессах.
[2] Влас Михайлович Дорошевич (1864 — 1920) – известный российский фельетонист, обличитель провинциальных нравов и критик провинциальных властей.
[3] Расстрелян в Кронштадте в 1918 г.
[4] Пётр Михайлович Лазарев (1850 – 1919) – российский государственный деятель, Таврический губернатор (1889 – 1901). Способствовал развитию торговли, промышленности, строительству водопровода, при нём появилось железнодорожное сообщение между Джанкоем, Феодосией и Керчью, в Керчи построен металлургический завод.
[5] Василий Васильевич Новицкий (? – 1911) – Таврический губернатор (1905 – 1911).
Граф Пётр Николаевич Апраксин (1876 – 1862) – русский государственный и политический деятель, Таврический губернатор (1911 – 1913)
Николай Николаевич Лавриновский (1875 – 1930) – российский государственный и политический деятель, Таврический губернатор (1913 – 1914).
Николай Антонинович Княжевич (1871-1950) –не выбирал, а был назначен Таврическим губернатором (1914-1917). Вряд ли старался избежать фронта, где отличился, командуя 2-й бригадой 8-й кавалерийской дивизии на Висле под Аннополем, за что был награждён Золотым оружием. Будучи губернатором, сделал немало полезного для Крыма.