Доктор медицины Я. И. Кефели
II. В столице мира
Опять удача
В Париж на выставку ранее меня приехал мой товарищ по Академии и наш с Кадькой Рапопортом одноклассник по гимназии Володя Куличенко. Я знал его адрес, мы бросились его искать и очень скоро нашли в Латинском квартале в дешёвеньком отеле. Внизу отеля был большой, по-нашему трактир, а по-французски – «бистро», переполненный простолюдьем и рабочими, откуда несло густым винным запахом.
Большого роста, толстый, красномордый француз с большим кожаным фартуком стоял на некотором возвышении за стойкой, обитой цинком и направо, и налево разливал вино толпившейся публике. На вопрос Кадьки, здесь ли живёт мюсьё Куличенко, рюс, хозяин расплылся в улыбке и адресовал нас верхние этажи своего отеля, расположенные выше кабака. Володя был дома, нам очень обрадовался. Но деньги у него кончились. Он собирался уезжать в ближайшие дни, и всё же пошёл нас устраивать в своём отеле. Сам большого роста и такой же толстый, как хозяин отеля, он успел подружиться с бистровщиком. Мы тотчас же получили комнату, в которую, перебрасываясь шутками, повели нас оба приятеля. Но, увы, что это была за комната! Со стен хлопьями висели оборванные обои. Так как это была единственная свободная комната, мы решили её взять, тем более, что в других отелях, ввиду переполнения Парижа выставочной публикой, не найти было свободного номера. Хозяин тотчас же потребовал» плату за неделю вперёд.
Питер в Париже
Устроив так быстро нам пристанище, Володя повёл нас обедать в какую-то польскую столовую, находившуюся в маленьком переулке поблизости от Академии Наук. Мы вновь попали в русскую обстановку. За скромную плату нас накормили обедами приблизительно такими же, как в польской столовой Петербурга, на Михайловской улице.
Ни мне, ни Кадьке французская кухня не нравилась, нас тянуло к борщу. Не удивительно, что тогда нам не нравилась французская кухня, ведь мы могли заходить только в те ресторанчики, где весь обед с «пур-буарами»[1] обходился в полтора франка максимум.
В то время вошли, если не в моду, то в употребление, бумажные воротнички с манжетами. Гарсоны французской обжорки довольно плохо одетые, носили такие бумажные воротнички.
Вино нас не тянуло, поэтому хороший борщ с мясом нам был и по вкусу и по «брюху». Мы так много ходили пешком, что только эта польская столовая могла держать нас в «хорошей форме».
Латинский квартал в вечерние часы
Из столовой мы направились в гущу латинского квартала в кафе на бульвар Сен-Жермен, вблизи Сен-Мишеля. Вид крупной парижской улицы нас поразил. Вся мостовая была запружена густой массой движущихся друг за другом фиакров, грузовых телег, омнибусов одно- и двухэтажных. Всё, конечно, было запряжено лошадьми. По обочине мостовой двигались ручные тележки, влекомые людьми. Около 7 часов вечера движение было столь интенсивным, что вся масса экипажей двигалась почти шагом. Тротуары были полны народом также, как и мостовые экипажами. Всюду на панелях валялись мелкие объявления, большие афиши, разные бумаги, газеты. Красивый и изящный город, напоминающий мне Одессу, производил неряшливое впечатление. Особенно нас удивили многочисленные писсуары, прикрывавшие своими железными загородками только середину туловища, пользовавшимися ими мужчин, и всем прохожим были видны их сосредоточенные или озирающиеся головы и расставленные ноги.
Мы уселись в кафе за столик, выставленный на панели. Очень скоро кафе заполнилось посетителями. Стечением времени число прохожих на улицах не уменьшалось, но изменился их состав. После захода солнца, ночное освещение кафе было очень ярким. На панелях и за столиками кафе появилось очень много женщин в длинных, волочащихся по земле юбках и в огромных шляпах /тогдашняя мода/.
Группа мидинеток[2]
На улице Лафайет, вблизи метро Каде, в скверике стоит скульптурная группа мидинеток: четверо молодых женщин, разного роста и разных французских типов, идут об руку с радостными смеющимися лицами, как бы окаймлённые своей молодостью от избытка жизнерадостности. Все они одеты в длинные платья и огромные с широкими полями шляпы, украшенные цветами. Группа эта с замечательной точностью передаёт панельную женскую толпу того времени в вечерние часы на большой улице Латинского квартала.
В весёлой дружеской болтовне, мы досидели в кафе на Сент-Жермен до полуночи. На улицах Латинского квартала было всё ещё многолюдно, но преимущественно шли женщины.
Первое разочарование
Уставшие с дороги, после полуночи, мы расплатились и направились к нашему отелю. Идя в полутьме, мы увидели густую толпу, мы приблизились к ней, это оказались одни женщины, числом около сотни, стоявшие у дверей пекарни. Володя пояснил нам, что это дамы полусвета, которые остались не ангажированы и ждут в очереди за хлебом, когда откроется пекарня. /В то время в Париже ночные булочные открывались около часа ночи/. Пока мы шли до нашего отеля несколько раз встречали подобные толпы тихо стоящих разодетых в длинных платьях и больших шляпах. Мы не знали чему удивляться: числу ли жертв общественного темперамента или социальному строю Республиканской Франции. Кусок хлеба на ужин – очень скромная доля для девушек цветущего возраста! Это было наше первое нравственное разочарование. Республиканский строй показал свой первый «демократический лик». Прошло полвека, но я не могу забыть этой социальной трагедии. Даже брызжущий весёлостью Кадька затих перед оскорбительной нищетой сотен молодых француженок.
«Pruta nox» [3]
Придя в наш номер, мы, уставшие, тот час же улеглись, погасили огонь и сразу задремали. Но, увы, не прошло и получасу, как мы были атакованы целыми дивизиями прожорливых клопов. Они бегали по нашим подушкам и простыням и наша истребительная охота за ними ни к чему не привела. Убивали мы одних, новые шли к ним на смену. О сне нечего было и думать. Нам стали понятны гирлянды оборванных обоев, следы клопиных битв наших предшественников. Мы оделись, уложили наши вещи и при огне досидели на стульях до утра. Утром при помощи Володи Куличенка пошли объясняться с хозяином. Другой свободной комнаты в отеле не было. Мы тотчас же отправились искать новое помещение и с трудом нашли на рю дез-Эколь семейный отель, где на 6-м этаже, конечно, без лифта /в то время их ещё не было/, получили мансардную комнату с видом на крышу. Но, красномордый бистровщик, приятель Володи, внесённой нами недельной платы не вернул.
[1] Дословно «на выпивку», то есть с чаевыми
[2] Мидинетка – молодая французская швея, простушка, наивная девица
[3] Беспокойная ночь
Публикуется по изданию «Историко-культурное наследие крымских караимов» (Симферополь, 2016, С. 29-33)
Караи 