Моя общественная дѣятельность. Часть 5.

Бывшiй Евпаторiйскiй Городской Голова и Предсѣдатель Земской Управы Семен Сергѣевич Дуван.

Публикуется по книге «Историко-культурное наследие крымских караимов» (редактор и составитель А.Ю. Полканова. Симферополь, 2016)

Комментарии А.К. Клементьева, А.Ю. Полкановой, С.В. Кропотова.

Часть 4 здесь.

 Заручившись как обычно рекомендацiей В. Ф. Трепова, я, прежде всего, направился к князю Васильчикову – главноуправляющему Землеустройства и земледѣлiя. Приняв любезно, он согласился на уступку казеннаго участка за 40.000 и попросил меня передать о его рѣшенiи Директору Департамента Забѣлло. А этот послѣднiй сразу обдал меня холодным душем, заявив, что Министр упустил из виду, что они не вправѣ совершать без санкцiи Государственной Думы никакой продажи на сумму свыше 10.000 рублей.

Оказалось, что с моим ходатайством надлежало обратиться в Государственную Думу, что равносильно было полному провалу дѣла или безконечной проволочке его.

Огорошенный такою новостью, я однако не сдался и не теряя времени обратился к князю Васильчикову с просьбой о переоцѣнкѣ на мѣстѣ казеннаго участка, не стоющаго в сущности и нѣскольких тысяч рублей. Снова поддержав меня, министр создал особую комиссiю, в которую кромѣ представителей его министерства вошли представители и других вѣдомств: министерства Внутренних Дѣл, Финансов и Государственнаго Контроля.

Весьма радушно приняв у себя названную комиссiю и хорошо попотчивав, я полностью расположил ее к поддержкѣ моего ходатайства. Да это и не трудно было для лиц, убѣдившихся на мѣстѣ, что «казенное озеро» является просто напросто свалочной ямой. Но на бѣду мою представителем от министерства Земледѣлiя был упомянутый выше агроном 3олотилов. И когда всѣ согласились на оцѣнкѣ участка в 9.600 рублей, он остался при особом мнѣнiи, настаивая на том, что участок дешѣвле чѣм за 40.000 отдавать нельзя. Дѣло перешло в Государственный Контроль, от котораго зависѣло окончательное рѣшенiе вопроса. Я снова полетал в С.-Петербург. Надо было найти дорогу к Государственному Контролеру. Тут уже произошли чудеса.

Государственным контролером был старик Шванебах[1]. Мой прiятель тайный совѣтник Нейгард, гостившiй у меня на дачѣ, знакомит меня с бароном Штемпелем, совершенным рамоли[2] и весьма древним старцем – закадычным другом Шванебаха. Нейгард увѣрил Штемпеля, что я сын того Дувана, с которым они постоянно играли в винт. Отец же мой никогда в жизни в Петербурге не был. Тѣм не менѣе вспомнив о нем, барон дал мнѣ рекомендательное письмо к Государственному Контролеру, посовѣтовав отправиться к нему запросто на дом. На слѣдующее утро я был уже у Шванебаха, который принял меня совсѣм по-дружески, оставаясь в халатѣ и попивая кофе.

Когда я раскрыл пред ним свой портфель с подробный описанiем намѣченных мною на новом участкѣ Новаго Города и раскрашеннаго на картоне предполагаемаго театра, сквера и т.д., Шванебах воскликнул: «Вот какой вы молодец! Евпатория должна гордиться таким городским Головою. Я утвержу постановленiе комиссiи Министерства Земледѣлiя, как только оно ко мнѣ поступит, а тѣм временем я советую Вам побывать у Министра Финансов Коковцева[3], чтобы и он не поставил препятствiй вашему проэкту».

Недолго думая, я отправился к Директору Департамента Земледѣлiя Забѣлло и пользуясь уже обеспеченным сочувствiем упросил его не посылать протокола комиссiи Государственному Контролеру оффицiальным путем, а довѣрить мне для передачи в канцелярiю государственнаго контроля, находившагося на той же площади, гдѣ и министерство земледѣлiя. Таким путем через полчаса протокол бал передан мною куда слѣдует. А на слѣдующее утро я снова у Шванебаха с вопросом, утвердил ли он уже наш протокол. Старик смѣется: «Да что Вы, голубчик, вѣдь пройдет не меньше двух недѣль, пока дѣло поступит в мою канцелярiю». «Да оно уже там, – отвечаю я, – благоволите, Ваше Высокопревосходительство, запросить канцелярiю». Шванебах, полагая очевидно, что я рехнулся, снисходительно соглашается протелефонировать в канцелярiю. Ему отвѣчают, что я лично принес вчера бумаги из Министерства Земледѣлiя. Изумленный до крайности, он затребовал дѣло и тут же при мнѣ надписал на протоколѣ комиссiи: «Утверждаю. Государств. Контролер Шванебах».

Теперь надо было по совету Шванебаха, не откладывая, побывать у Коковцева, Я опять к В.Ф. Трепову за рекомендацией, а тот рекомендует мнѣ до визита к министру побывать предварительно у Директора Департамента Министерства Финансов. На мое счастiе, таковым оказался нѣкiй Никитин, бывшiй раньше предсѣдателем Таврической Губернской Земской Управы в Симферополѣ, и находившiйся тогда в дружбѣ с моим отцом.

Никитин любезно приняв меня, и узнав о цѣли моего визита, вдруг заявляет, что его доклад министру по нашему дѣлу уже заготовлен в смыслѣ отказа в удовлетворенiи моего ходатайства, о чей он собирается завтра доложить министру.

Развернув и тут свои проэкты, напомнив ему о былой дружбѣ с моим отцом, и воззвав к его патрiотизму как крымцу, я взмолился, чтобы он измѣнил свой доклад в благопрiятном нам направленiи. Он, недолго думая, достает из ящика готовый доклад, при мнѣ перечеркивает его красным карандашом и обѣщает послѣ моего визита к министру представить ему новый доклад, составленный в желаемом для меня смыслѣ.

Спустя два дня, испросив аудiенцiю, я отправляюсь к Коковцеву.

Мнѣ приходилось еще только гласным бывать по разным дѣлам у старых министров: у министра Внутр. Дѣл Сипягина, у министра Путей Сообщенiя князя Хилкова и у самаго могущественнаго тогда графа Витте. Но тогда все было спокойно и не было революцiоннаго настроенiя, какое царило при посѣщѣнiи мною Коковцева

Он слушал вначалѣ с иронической улыбкой мое описанiе природных богатств Евпаторiи и чудесных исцѣленiй от грязевых, морских и песочных ванн, а когда я закончил доклад, он замѣтил: «Не слишком ли Вы перехваливаете Вашу Евпаторiю?».

Тут, вспомнив, что родная сестра его, по мужу Г-жа Яцына, прожила одно лѣто у меня на дачѣ, гдѣ песочныя ванны оказали изумителъное дѣйствiе на ея дѣтей, почти исправив им горбы — я ответил ему: «Но вѣдь Аделаида Николаевна навѣрно разсказала Вам, как у меня на дачѣ поправились ея дѣти. – «Ах, так они жили у Вас? Как-же, как-же я помню, что дѣти ея тогда вернулись совершенно неузнаваемы».

С этого момента настроенiе его сразу измѣнилось в мою пользу. А через нѣсколько дней, выслушав благопрiятный доклад Никитина, он тотчас его утвѣрдил.

Преодолѣв таким образом всѣ препятствия, я с трiумфом был встрѣчен на торжественном засѣданiи нашей Думы, гдѣ рѣшено было немедленно приступить к продажѣ согласно моему плану разбитых на восьми десятинах новых участков, на двух десятинах начать постройку театра и насажденiе сквера, а в знак признательности за мои труды, будущiй театр, сквер и главную улицу Новаго города назвать моим именем. По моему же предложенiю Дума, выслушав какое огромное содѣйетвiе оказал мнѣ В.Ф. Трепов, постановила выразить ему благодарность города и уполномочила меня об этой ему толѣграфировать. А на мою телеграмму я получил от Вл. Федоровича слѣдущiй ответ: «Успѣхом этого дѣла город обязан исключительно Вашей изумительной энергiи и настойчивости. Мнѣ же было только легко и прiятно Вам помогать. Трепов».

В результатѣ от продажи прiобретенных за 8.600 рублей участков в городскую кассу поступило чистых четыреста тысяч рублей, кромѣ отчисленных на постройку театра и сквера 250-ти тысяч. Не теряя времѣни, я занялся вопросом о театрѣ. Я устроил нѣчто вродѣ маленькаго конкурса для выработки наилучшаго проэкта его. В конкурсѣ этом приняли участiе наш мѣстный весьма даровитый архитектор П.Я. Сеферов, ученик Московской Художественной Школы, талантливый строитель Петербургскаго Царско-Сельскаго вокзала ннженер И.М. Минаш и наш городской архитектор А.Л. Генрих. Затѣм, по моему порученiю, три архитектора, взаимно раскритиковав друг друга, составили один общiй проэкт. Не ограничившись этим, я отправился с двумя нашими архитекторами Сеферовым и Генрихом в Одессу и Кiев для осмотра на мѣстѣ тамошних театров. Причем Одѣсскiй[4] считался тогда наилучшим во всей Россiи, как по архитектурѣ, так и по внутреннему устройству, а Кiевскiй Новый Соловцовскiй театр[5] отличался своими техническими усовершенствованiями. Вернувшись из нашей поѣздки, мы приступили к постройкѣ Евпаторiйскаго театра. П.А. Сеферов завѣдывал архитектурной и художественной частью его, а А.Л. Генрих взял на себя все внутреннее устройство театральнаго зала, прилегающих к нему фойэ и разных служб, и сцены с уборными для артистов и всѣх закулисных приспособленiй.

Так родился у нас великолѣпный по архитектурѣ и по внутреннему устройству Дувановскiй театр на тысячу мѣст[6]. Ложи и всѣ мѣста в залѣ, вплоть до галерки, были так хорошо разсчитаны, что из любого угла было отлично видно и слышно все происходящее на сценѣ. А огромная сцена, всѣ закулисныя приспособленiя и уборныя для артистов были верхом совершенства.

Такiе корифеи русской сцены как Савина, Давыдов, Цесевич, Смирнов и другiе восхищались и прямо наслаждались всѣми этими нигдѣ им не встѣчавшимися удобствами.

На торжество открытiя театра по моему приглашенiю съехались Городскiе Головы всего Крыма, губернатор, губернскiй предводитель дворянства и другiе гости. Всѣм, в том числѣ и гастролерам Московскаго опернаго театра, был предложен роскошный завтрак. Для открытiя, первым спектаклем была поставлена «Жизнь за Царя», исполненная знаменитыми московскими артистами во главѣ с басом Цесевичем, тенором Смирновым и Кузнецовым, голоса коих особенно выдѣлялись при великолѣпном резонансѣ театра. Общим восторгам и шумным овацiям по моему адресу не было конца. А городская Дума послѣ этого рѣшила увѣковѣчить открытiе театра постановкой в фойэ большой мраморной доски, на которой золотыми буквами было выгравировано мое имя, как главного виновника постройки его, и имена двух архитекторов строителей: П. Я. Сеферова и А. Л. Генриха. Затѣм, в маѣ месяцѣ, для постановки драмы мною была приглашена вся группа С-Петербургскаго Александровскаго театра во главе с Марiей Гавриловной Савиной[7], В. Н. Давыдовым, К. А. Варламовым, Н. И. Ходотовым и другими. Они оставались у нас цѣлый мѣсяц, в теченiе коего были съыграны и неоднократно повторяемы лучшiя пьесы их репертуара. Я размѣстил их на моей виллѣ «Кармен» вблизи театра и чествовал великролѣпным завтраком на дачѣ «Мечта»[8]. Причем меню состояло исключительно из крымских блюд: шашлыков, чебуреков, халвы и т.д. Большой обжора – дядя Костя /Варламов/[9] уплел один чуть не цѣлаго барашка. Затѣм спустившись в сад, под балалайку Ходотова – Савина и Давыдов проплясали «русскую». С тѣх пор между Марiей Гавриловной и мною установились чисто дружескiя отношенiя. Я возил ее между прочим к себѣ в имѣнiе Дувановку, гдѣ она страшно восхищалась цвѣтущей степью и в особенности нарождавшимися тогда каракульскими ягнятами. Увидѣв их, она с чисто дѣтским восторгом воскликнула: «Ах, какая прелесть живые каракули, а я как раз думала себѣ сшить каракулевое пальто…». Прiѣхав нѣсколько позже в Петербург, я преподнес ей пальто из наших каракулей…

Театр наш настолько прославился на весь Крым, что на гастроли знаменитых артистов люди спецiально приiѣзжали из разных городов. А в путеводителѣ по Крыму Г. Москвича /сохранившемуся у меня и понынѣ/, было в 1912-м году напечатано слѣдующее: «Прежде чѣм перейти к описанiю Евпаторiи необходимо сказать нѣсколько слов о новой части города, или вѣрнѣе, Новом Городѣ, возникшем с американской быстротой, благодаря прозорливости, энергiи и настойчивости Городского Головы С. Дувана. Город этот – минiатюрная копiя благоустроенных европейских городов, сказочно вырос на запущенном пустырѣ между «Старѣющим» городом и дачами. В разгарѣ земельной горячки Г. Дуван отправился в Петербург и буквально за безцѣнок – около 10.000 рублей – прiобрѣл для города пустырь неумѣстно втесавшiйся и обезцѣнивавшiй городскiя земли. Пустырь этот был быстро разбит на участки и … свыше 400.000 рублей были наградой городу за талантливый ход его Головы. Тому-же г. Дувану город обязан постройкой изящного зданiя театра, который высится среди прекрасных новых зданiй созданного по американски города. И какой провинцiей кажется теперь старая Евпаторiя сравнительно с новой. Тот же С. Дуван выстроил на свой счет красивѣйшее зданiе библiотеки в ознаменованiе реформы Императора Александра II – 19-го февраля, пожертвовав на это 20.000 рублей»…

Тут я сдѣлаю маленькое отступленiе, разсказав кое что о «умном» докторѣ Антоновѣ, о котором я уже упоминал. Он при обсужденiи в Думѣ моего предложенiя о постройкѣ театра на загородном участкѣ заявил, что это безумiе и что никто туда в театр не пойдет, ибо там могут напасть разбойники и что никто на новых участках строиться не станет. А сам один из первых прiобрѣл участок вблизи театра[10], построил дом, в коем и поселился. И еще маленькiй эпизод из его нелѣпых выступлѣнiй.

Как «городовой», т.е. полицейскiй врач, он получал казенное жалованiе всего в 300 рублей в мѣсяц. Я же на одном из первых засѣданiй Думы, желая ему помочь, провел вопрос о зачисленiи его вторым городским санитарным врачом на жалованiи в 1000 рублей в месяц. Это не помѣшало ему, однако, постоянно будировать, подчеркивая, что как городовой врач, он от Управы не зависит. И вот однажды я получаю от него написанное на оффицiальном бланкѣ городского врача слѣдующее предложенiе: «Осматривая городскiя купальни, я обнаружил в них человѣческiе экскременты, ввиду чего прошу Городского Голову сдѣлать соотвѣтствующее распоряженiе об их очисткѣ. Городовой врач Антонов».

В отвѣт на это, я написал ему на бланкѣ Городского Головы нижеслѣдующее:

«Городовой врач Антонов сообщил мнѣ об обнаруженiи им в городских купальнях нечистот. Предлагаю санитарному врачу Антонову немедленно принять мѣры к их удаленiю. Гор. Голова Дуван».

Ошеломленный таким оборотом дѣла, он помчался к моему другу Директору Гимназiи Самко подѣлиться с ним своими впечатлѣнiями от полученнаго предписанiя. «Вы подумайте, какой умный этот Дуван», говорит он. – А Вы зачѣм продолжаете глупить, – отвечает ему Самко, если знаете, что он умнѣе Вас…


[1] Пётр Христанович Шванебах (1848 – 1908) – крупный чиновник и государственный деятель Российской империи, Государственный контролёр России (1906 – 1907).

[2] Расслабленный, немощный, впавший в слабоумие человек.

[3] Граф Владимир Николаевич Коковцо(е)в (1853 – 1943) – Министр финансов (1904-1905, 1906-1914) председатель Совета министров Российской империи (1911-1914)

[4] Здание построено в 1887 г. архитекторами Фельнером и Гельмером в стиле нового венского барокко. Интерьер зрительного зала стилизован под архитектурупозднего французского рококо. Театр известен уникальной акустикой. Ныне в здании работает  Одесский национальный академический театр оперы и балета.

[5] Здание сооружено  в 1898 г. на Николаевской площади архитекторами Е.П. Брадтманоа и Г. П. Шлейфером для театра «Товарищество драматических артистов» Н. Соловца. Зал театра оформлен в стиле рококо. Сейчас здесь находится Национальный академический драматический театр имени И. Франко.

[6]  Вместимость евпаторийского театра к моменту его ввода в эксплуатацию в 1910 г. составляла 630 мест.

[7] М.Г. Савина (1854 – 1915) – ведущая актриса Александринского театра, председатель Русского театрального общества.

[8]  Петербургские актёры были далеко не единственными постояльцами дувановских виллы «Кармен» и дачи «Мечта». В разное время здесь останавливались и гостили многие видные представители отечественной интеллигенции, военные, общественные деятели. Самым значительным и известным было посещении дачи «Мечта» Императором Николаем II 16 мая 1916 г. В 1915 г. С. Дуван назначен заведующим «Приморским» санаторием, превращённым в госпиталь Императрицы Александры Фёдоровны для русских воинов. Многих из офицеров, проходивших лечение в этом заведении, С.Дуван принимал на своей вилле. Так, один из известных участников белого движения, царский генерал И.И. Беляев, находившийся в Евпатории на излечении, в своих воспоминаниях писал: «Пребывание наше в Крыму было сказкой. Дуван, подаривший эту санаторию Императрице (И. Беляев здесь допускает ошибку – санаторий Приморский никогда ему не принадлежал. Он построен в1905 г. Владелец – петербургский художник Н. Д. Лосев), делал всё возможное, чтобы развлечь и успокоить своих гостей. После спектаклей мы ездили к нему в именье, катались под парусом по лазурным волнам Чёрного моря…» (Беляев И. Где вера и любовь не продаются. СПб.: Питер, 2015. – С. 287).

[9] Константин Александрович Варламов (1848 – 1915) – заслуженный артист Императорских театров. Его именем были названы папиросы «Дядя Костя»

[10] Участок приобретён не самим К. Антоновым, а его супругой – П. К. Антоновой, дочерью французского консула К. Мартена. На участке по проекту городского архитектора А. Генриха возведён двухэтажный особняк. Сейчас в нём расположен евпаторийский психоневрологический диспансер (ул. Гоголя, 18).

Все части здесь.

Реклама

Старый фотоснимок.

На старом фотоснимке запечатлены два симпатичных человека – русский востоковед-тюрколог В. Д. Смирнов (1846 – 1922) и караимский просветитель, педагог и поэт И. И. Казас (1832 – 1912).

На оборотной стороне надпись: «Один из участников этой группы я, Василий Дмитриевич Смирнов, сделал сие надписание на добрую память другому участнику, почтеннейшему Илье Ильичу Казасу. Евпатория. 19 августа 1911 г.». Что связывало их?

Несомненно, любовь к восточным языкам и литературе и знание их (И. И. Казас, к примеру, знал 11 языков, из которых четыре древних). Оба – выпускники факультета восточных языков Санкт-Петербургского Императорского университета, где защитили степень кандидата наук.

Оба преподавали. Любили и знали историю Крыма. В. Д. Смирнов защитил докторскую диссертацию «Крымское ханство под верховенством Отоманской Порты до начала XVIII века» (1887). Благодаря ему из Симферопольского архива в Публичную библиотеку С.-Петербурга были переданы казыаскерские книги периода Крымского ханства.

Оба учёных были цензорами: И. И. Казас – газеты «Переводчик — Терджиман», а В. Д. Смирнов – мусульманской литературы в С.-Петербурге.

Область их совместных интересов наверняка была связана с историей, культурой, религией, языком и литературой крымских караимов. В. Д. Смирнов – автор предисловия очень значимого для коренного народа Крыма «Сборника старинных грамот и узаконений Российской империи касательно прав и состояния русско-подданных караимов», изданного 130 лет назад в Санкт-Петербурге благодаря Заре Фирковичу.

 Старая фотокарточка принадлежала симферопольскому газзану И. Ормели и долгие годы хранилась в его семье. Кысмет болса, это, и другие фото в ближайшем будущем мы сможем увидеть в экспозиции Музея истории, культуры и религии крымских караимов-тюрок им. Т. Ормели. 

А. Кальфа.

.