Творю в тишине.

О авторе статьи здесь.

О роде Чалборю здесь.

Евгения Николаева (Чалборю)

«Творю в тишине», – не раз эти слова я слышала от мамы. Их смысл заключался в том, что для её творчества требовалась совершенная тишина и внутренний покой, столь необходимые для полного погружения в процесс.

Творчество сопровождало Евгению Борисовну Николаеву на протяжении всего такого недолгого жизненного пути. В отличие от увлечения, настоящее творчество рождается вместе с человеком, оно его второе «я», его воздух, его кровеносная система. Увлечение может быть временным, творчество – нет. Сколько помню, Евгения Борисовна всегда проявляла себя творчески, художественно, будь то сочетание цветов в вазе, создание и украшение интерьера, или беседа о прекрасном.

Мама родилась в Ленинграде в июне 1933 году в семье крымских караимов-тюрков Асаба-Чалборю. Имя своё она получала в память о своей бабушке Авиве, которую дома все звали Евгенией. С ранних лет проявила способности к рисованию, занималась в студии изобразительного искусства Ленинградского Дворца пионеров на Невском проспекте. По итогам весеннего конкурса 1941 года её работа была отобрана на большую городскую выставку, но 22 июня перечеркнуло все планы – началась Великая Отечественная война. Далее были эвакуация, возвращение в родной город и трудное послевоенное время. Затем, как это бывает, замужество, рождение дочери, обучение в Педагогическом институте имени А. И. Герцена, и, впоследствии, работа в наземной службе системы гражданской авиации.

Пока не знаю, найдутся ли у меня в старых бумагах какие-либо наброски тех далёких лет… Да и что я тогда понимала… Всплеск маминых зарисовок, которые можно отследить, пришёлся на середину 1980-х и до 1997 года, т.е. вплоть до её раннего ухода. По сути, это всего лишь десятилетие. Но сколько интересных, разнообразных по форме и содержанию произведений – от причудливо-фантастичных до земных реалий – она успела создать. Среди них встречаются рисунки, выполненные карандашом, шариковой ручкой, есть несколько акварельных работ. У неё была своя техника: сначала наносился контур на бумагу, затем в этих границах рисунок локально заполнялся цветом. Как правило, мама работала в два – три цвета: синий, зелёный, красный, скорее розовый, и, как дополнительный, чёрный. Это были не цветные карандаши или пастель, не масло и не темпера. Это были обыкновенные фломастеры. Особое место занимают рисунки, выполненные на совсем крошечных листиках бумаги «для записей» формата 9 х 13 см.

Все мамины композиции либо взяты с натуры, либо это фантазия. Перерисовкой она не занималась, да и зачем, когда ты полностью свободен в самовыражении. Неоднократно, как помню, она говорила, что руку что-то ведёт, и она послушно следует за ней.

Если говорить о традиционных, как принято, жанрах, то здесь и натюрморт, и абстракция, и жанровые сценки или образ-портрет. А, иногда, – это мысли на бумаге в виде линий и силуэтов, отсылающих нас к таким стилям современного искусства как супрематизм, биоморфизм. Например, как живописно разлеглись вишни в стеклянной вазе, или как деликатно просвечен плод яблока до зёрен, а вот самолёт на взлётной полосе, своей хрупкой мощью передающий нам всю силу звуковой вибрации. Во всём тонкая наблюдательность и поэтичность. Работы Евгении надо рассматривать, ощущать, потому что все они завершены по своему внутреннему и внешнему замыслу, оставляют свой след, свою печать в памяти. И отражают, что очень важно, тепло доброй души умного, красивого и талантливого человека.

Валентина Николаева, С.-Петербург

Реклама

Крымские караимы-тюрки в жизни и творчестве В. В. Набокова.

Крымские караимы и Кале неоднократно упоминаются в творчестве выдающегося писателя Владимира Владимировича Набокова, известного всему миру своей эпатажной «Лолитой» и пронесённым через всю жизнь профессиональным увлечением энтомологией.

О караимах Набоков знал не понаслышке. Он жил в Крыму, посещал Джуфт Кале. Его отец был министром юстиции в Крымском правительстве, которое в 1918–1919 годах возглавлял известный общественный и государственный деятель, депутат Государственной Думы России двух созывов, основатель Таврического университета, караим С. С. Крым (1867–1936). Позже, уже в эмиграции, писатель поддерживал с ним дружеские отношения. А в 1923 году С. С. Крым в трудную минуту поддержал молодого писателя, находившегося в состоянии глубокого душевного кризиса после гибели отца и неудачного сватовства к Светлане Зиверт, и пригласил его в поместье недалеко от Тулона, где Набоков отвлёкся от своих переживаний.

Владимир Владимирович родился в 1899 году в Петербурге. Его отец, Владимир Дмитриевич, был состоятельным человеком, известным политическим деятелем (в 1917 году он стал министром Временного правительства, а в 1918 – возглавил министерство в правительстве Крыма). После Октябрьской революции Владимир Дмитриевич отправил свою семью из Петербурга в Крым, где будущий знаменитый писатель находился с 1917 до 1919 года. Когда Набоковы жили в Гаспре в имении графини Паниной, Владимир Владимирович много путешествовал по Крыму, он побывал в Бахчисарае и Джуфт Кале, о чём позже написал в своей поэме «Крым». 15 апреля 1919 года, спасаясь от Красной Армии, семья Набоковых из Севастополя на корабле навсегда покидает Россию.

Поэму «Крым» юный поэт закончил в эмиграции в июне 1920 года. Приведём отрывок из этого произведения:

Любил я странствовать по Крыму...
Бахчисарая тополя 
встают навстречу пилигриму, 
слегка верхами шевеля; 
в кофейне маленькой, туманной, 
эстампы английские странно 
со стен засаленных глядят, 
лет полтораста им – и боле: 
бои былые – тучи, поле 
и куртки красные солдат.

И посетил я по дороге 
чертог увядший. Лунный луч 
белел на каменном пороге.
В сенях воздушных капал ключ
очарованья, ключ печали, 
и сказки вечные журчали 
в ночной прозрачной тишине, 
и звезды сыпались над садом. 
Вдруг Пушкин встал со мною рядом 
и ясно улыбнулся мне...

О, грёза, где мы ни бродили!
Там дни сменялись, как стихи... 
Баюкал ветер, а будили 
в цветущих селах петухи.
Я видел мёртвый город: ямы 
былых темниц, глухие храмы, 
безмолвный холм Чуфуткалэ... 
Небес я видел блеск блаженный, 
кремнистый путь, и скит смиренный, 
и кельи древние в скале.

На перевале отдалённом 
приют – старик полуслепой 
мне предложил, с поклоном сонным.
Я утомлён был. Над тропой 
сгущались душные потёмки; 
в плечо впивался мне котомки 
линючий, узкий ремешок;
к тому ж над лысиною горной 
повисла туча, словно чёрный, 
набухший, бархатный мешок.

И тучу, полную жемчужин,
проткнула с хохотом гроза, 
и был уютен малый ужин 
в татарской хижине: буза, 
черешни, пресный сыр овечий... 
Темнело. Тающие свечи 
на круглом низеньком столе, 
покрытом пёстрой скатерёткой, 
мерцали ласково и кротко 
в пахучей, тёплой полумгле.

Совершенно очевидно, что упоминаемые здесь «глухие храмы» – это две караимские кенасы, являющиеся одними из главных достопримечательностей Джуфт Кале.

В 1977 году была опубликована книга Эндрю Филда (Andrew Field «Nabokov: His Life in Part»), в которой приведено интервью, взятое автором у В. В. Набокова и его супруги в 1960-е годы. Разговор зашёл и о крымских караимах. Владимир Владимирович, хорошо зная предмет, говорит Филду, что у караимов нет «еврейской крови». Он отмечает, что многие караимы носят «татарскую одежду» и выглядят совсем как татары. Когда речь зашла о караимской религии, на помощь Набокову приходит жена, которая уточняет, что караимы, в отличие от иудеев, не принимают Талмуд.

В своём романе «Ада» (1969 год) Набоков снова возвращается к караимской теме, показывая свои знания о происхождении и обычаях этого народа.

Главный герой романа по имени Ван в 1887 году выступает в лондонском театре с эксцентрическим номером. Вот что пишет автор в тридцатой главе первой части романа:

«В последнем турне Вана его номер завершался танго, для которого он получил партнёршу, кабареточную танцорку из Крыма в коротком искрящемся платье с низким вырезом на спине…

Хрупкая, рыжая “Рита” (подлинного её имени он так и не узнал), хорошенькая караимка из Чуфуткалэ,где, как она ностальгически рассказывала, распускается меж голых скал жёлтый кизил, обладала странным сходством с Люсеттой, какой та должна была стать лет десять спустя. Танцуя, Ван видел лишь её серебристые туфельки, кружившие, проворно переступавшие в такт движеньям его ладоней. Он навёрстывал упущенное на репетициях и однажды вечером заикнулся о любовном свидании, но услышал в ответ гневную отповедь, – она сказала, что без ума от мужа…»

В этом коротком фрагменте романа В. В. Набоков умудрился поведать всему миру (роман написан на английском языке) и о любви караимов к своей родине, и о красоте караимских женщин, и об их традиционной верности своим мужьям.

В сорок второй главе первой части «Ады» писатель снова затрагивает караимскую тему и касается вопроса этногенеза крымских караимов. Он описывает сражение времён Крымской войны, в котором был ранен лейтенант армии интервентов Перси де Прей:

«Во время стычки с хазарскими партизанами в ущелье близ ChewFootCalais (как произносят американские солдаты “Чуфуткалэ”, название укреплённой скалы) Перси прострелили бедро».

Как видим, здесь Набоков однозначно говорит о хазарских корнях крымских караимов.

Совершенно очевидно, что упоминаемые здесь «глухие храмы» – это две караимские кенасы, являющиеся одними из главных достопримечательностей Джуфт Кале.

В 1977 году была опубликована книга Эндрю Филда (Andrew Field «Nabokov: His Life in Part»), в которой приведено интервью, взятое автором у В. В. Набокова и его супруги в 1960-е годы. Разговор зашёл и о крымских караимах. Владимир Владимирович, хорошо зная предмет, говорит Филду, что у караимов нет «еврейской крови». Он отмечает, что многие караимы носят «татарскую одежду» и выглядят совсем как татары. Когда речь зашла о караимской религии, на помощь Набокову приходит жена, которая уточняет, что караимы, в отличие от иудеев, не принимают Талмуд.

В своём романе «Ада» (1969 год) Набоков снова возвращается к караимской теме, показывая свои знания о происхождении и обычаях этого народа.

Главный герой романа по имени Ван в 1887 году выступает в лондонском театре с эксцентрическим номером. Вот что пишет автор в тридцатой главе первой части романа:

«В последнем турне Вана его номер завершался танго, для которого он получил партнёршу, кабареточную танцорку из Крыма в коротком искрящемся платье с низким вырезом на спине…

Хрупкая, рыжая “Рита” (подлинного её имени он так и не узнал), хорошенькая караимка из Чуфуткалэ,где, как она ностальгически рассказывала, распускается меж голых скал жёлтый кизил, обладала странным сходством с Люсеттой, какой та должна была стать лет десять спустя. Танцуя, Ван видел лишь её серебристые туфельки, кружившие, проворно переступавшие в такт движеньям его ладоней. Он навёрстывал упущенное на репетициях и однажды вечером заикнулся о любовном свидании, но услышал в ответ гневную отповедь, – она сказала, что без ума от мужа…»

В этом коротком фрагменте романа В. В. Набоков умудрился поведать всему миру (роман написан на английском языке) и о любви караимов к своей родине, и о красоте караимских женщин, и об их традиционной верности своим мужьям.

В сорок второй главе первой части «Ады» писатель снова затрагивает караимскую тему и касается вопроса этногенеза крымских караимов. Он описывает сражение времён Крымской войны, в котором был ранен лейтенант армии интервентов Перси де Прей:

«Во время стычки с хазарскими партизанами в ущелье близ ChewFootCalais (как произносят американские солдаты “Чуфуткалэ”, название укреплённой скалы) Перси прострелили бедро».

Как видим, здесь Набоков однозначно говорит о хазарских корнях крымских караимов.

Эту небольшую статью хочется закончить последними строфами уже упомянутой выше поэмы «Крым», в которой поэт отмечает райскую красоту нашего полуострова:

О, заколдованный, о, дальний 
воспоминаний уголок
Внизу, над морем, цвет миндальный, 
как нежно-розовый дымок, 
и за поляною поляна, 
и кедры мощные Ливана, 
аллей пленительная мгла 
(приют любви моей туманной!), 
и кипарис благоуханный, 
и восковая мушмула...

Меня те рощи позабыли...
В душе остался мне от них 
лишь тонкий слой цветочной пыли...
К закату листья дум моих 
при первом ветре обратятся, 
но если Богом мне простятся 
мечты ночей, ошибки дня, 
и буду я в раю небесном, 
он чем-то издавна известным 
повеет, верно, на меня!

Набоков ушёл из жизни в 1977 году. Великий писатель пронёс через всю свою жизнь любовь к Крыму и его маленькому коренному народу – крымским караимам.

К.А. Ефетов.