В Париже в 1900 году. Воспоминания русского студента. Части IХ, Х.

Часть I здесь.

Часть VIII здесь.

IX. В гостях у президента Республики

Завершением студенческих увеселений и нашего пребывания в Париже явился приём в Елисейском дворце, который президент Республики устроил в честь студенческого конгресса. Всем нам роздали именные билеты из белого картона с выпуклой вдавленной печатью: Republique Frakçais, President de la Republique[1], в которой сообщалось что Президент Республики и М-м Эмиль Лубэ приглашают нас в Елисейский дворец к 2 часам дня на garden party. Ради столь торжественного случая, я стал искать шапку, которой у меня недоставало к форме, но найти её не мог. Я решил ограничиться тем, что купил себе белые замшевые перчатки, которые оказались настолько хороши, что я носил их потом ещё несколько лет. Долго мы обсуждали с Кадькой, как мы отправимся в Елисейский дворец и решили для важности взять фиакр, а не идти пешком, как мы обыкновенно делали, проходя ежедневно по десятку вёрст и больше.

Съезд

Около Мадлен[2] мы выбрали фиакр с красивой лошадью и важно подкатили ко дворцу, куда в ворота с улицы вливалась уже многочисленная публика. Часовые, увидя мою военную форму, взяли на караул. Нас сразу направили через проходные залы дворца в красивый, огромный сад, украшенный флагами, где толпились довольно густое общество, причём кроме студентов, которых мы различали по молодым лицам и корпоративным костюмам, мы увидели много пожилых штатских и военных. Оказалось, что в этот день и час президент принимал у себя, кроме студенческого конгресса, также всемирный конгресс врачей и приехавшего для обозрения выставки, персидского шаха Наср-Эддина[3]. Столь разношерстная публика густыми толпами обступала открытые буфеты, разбросанные по обширному саду, где приглашённых потчевали прохладительными напитками, пирожными, фруктами, шампанским.

Особенно был вкусен оршад[4] из тёртого миндаля, которым мы упивались в жаркий августовский день.

После получасовой прогулки по саду дворца, все устремились к обширной открытой сцене, перед которой были расставлены на открытом воздухе красивые ряды стульев.

Шествие шаха и президента

Вскоре началось шествие. Президент шёл медленным шагом рядом с персидским шахом. Президент был во фраке с красной лентой через плечо и без шляпы. Шах – в экзотическом военном наряде и шапке с высоким султаном. Их сопровождала большая свита военных и дипломатов. Бросалась в глаза маленькая конфектная фигурка Лубе и рядом грузная неуклюжая фигура шаха, уже почти старика[5], состарившегося преждевременно. Лубе и шах, чинно и мирно, дойдя до середины первого ряда кресел, остановились и, повернувшись лицом к публике, стали поклонами отвечать на аплодисменты и отдельные приветственные кивки, и затем уселись на свои места.

Ближайшие к ним ряда кресел заняла мундирная публика, среди которой я увидел несколько русских офицеров. Мы, студенты, занимали преимущественно стоячие места по обочинам партера.

Балет

Заиграла музыка, поднялся занавес, начался прекрасный балет. Молоденькие балерины всех наций порхали на сцене, приводя в восторг студенческую молодежь, неистово аплодирующую.

В программе балета были танцы различных наций Европы. Не знаю, танцевали ли это балерины разных национальностей или же разнились только танцы, но «итальянки» были восхитительны по своей внешности, красавицы одна к другой на подбор.

Разъезд

После часового балетного спектакля президент и шах вместе с публикой направились в сторону дворца, медленно раскланиваясь в обе стороны, а мы все два конгресса – врачей всего света и юношей всего мира – веселыми группами направились по обширному саду Елисейского дворца и стали осаждать буфеты с шампанским и сладостями. Военная музыка то в одном, то в другом конце парка развлекала гостей. Около 5 часов дня начался разъезд.

Покушение на шаха

Характерно, что несмотря на присутствие глав двух государств в такой непосредственной близости с толпой около 2 тыс. человек, не вызывало в отношении никаких мер предосторожностей. Мы вошли во дворец без контроля. Странно, что на другой день, при проезде шаха через один из парижских мостов, какой-то человек стрелял в него, но промахнулся. Об этом мы узнали из газет. Это не был перс, сводивший счёты с шахом, а, кажется, какой-то европеец-анархист. Тогда анархисты были политическими вендеттами дня.

Х. Домой

Наш быт в Париже

Приближался конец третьей недели нашего пребывания в Париже. Только в молодости можно было выносить такое напряжение. Мы не знали отдыха, разрываясь между осмотрами выставки и гуляниями, устроенными для студенческого конгресса. Только в 2 часа ночи мы, обычно, возвращались в отель, взбирались на 6-ой этаж в нашу мансарду и засыпали мгновенно, лёжа в чистых, удобных постелях. Просыпались мы часам к 9 утра и сейчас же быстро собирались на выполнение новых очередных номеров. Все хождения по Парижу совершались нами почти исключительно пешком, только изредка мы позволяли себе роскошь сесть в омнибус, и то, по преимуществу на верхний этаж. Виденного мы не обсуждали, а только накапливали в свою память, чтобы потом разобраться и освоить бесконечное количество виденного нами и воспринятого. Одного мы не могли изменить из наших русских привычек: не выпить утром чаю. Французское кофе нас не манило. Кадька выбегал, как всегда со смехом в коридор и с верхнего этажа кричал: «Жозеф, Жозеф, ло шод[6]!». И через несколько минут красивый молодой Жозеф приносил нам в большом кувшине для умывания горячую воду. Он уже знал, что мы требуем её для заварки чая и приносил её ещё достаточно горячей. Мы высыпали туда купленный накануне в аптеке порошок чая и обильно им напивались. В то время в Париже трудно было найти чай в магазинах: французы к нему не привыкли, и русские нас научили искать чай в аптеках.

Кадькина симпатия

Кадька был значительно богаче меня и больше меня тратил. Уборщица нашей комнаты, молоденькая и миленькая Жаклин, питала к Кадьке самые нежные чувства и называла его «мА пупе шери» и «мон трэзор»[7]. Конечно, её сокровище отвечало ей взаимностью, но «остальное» приплачивалось «деньгами».

Бежим, спешим

Ресурсы наши настолько оскудели, что я и Кадька, как и раньше наш общий друг по гимназии Володя Куличенко, должны были немедленно собираться домой. Правда, обратный проезд до Берлина был уже оплачен, но мне предстояли ещё расходы от Берлина до Симферополя, хотя по воинскому тарифу требовалась сумма небольшая. Мы наметили день нашего отъезда.

Широта и любознательность властей Франции

            Я не могу пожаловаться, что потратился во Франции. Всё, что получили, всё что видели и чем насладились – всё было благодаря студенческому конгрессу даваемо нам бесплатно. Нигде с нас ничего не брали ни за зрелища, ни за увеселения, ни за угощение сладостями и шампанским, которым нас всюду потчевал. Всё обозрение выставки стоило тогда недорого, так как билеты были долгосрочные и дешёвые. Я никогда не забуду того радушия и любезности, с которыми нас встречали французы, особенно меня, бывшего в русской военной форме. Нынешних «карт д’аштёр»[8] мы не оправдали бы, очевидно.

Едем обратно

Наконец-то мы покинули Париж и опять через Брюссель, Аахен и Кёльн направились в Берлин, а оттуда через сутки-двое к русской границе. Мы очень сожалели, что когда брали в Берлине рейзекарте[9] в Париж, не оговорили себе обратного возвращения через Вену, что было возможно. Тогда бы наше путешествие за границу было бы ещё увлекательнее, ибо Вена того времени считалась вторым Парижем Европы.

Когда поезд подходил к русской границе, ехавшие с нами русские в разговорах напомнили, что нужно просмотреть свой багаж и, если есть какая-либо обличительная против режима литература, лучше её выбросить в окно.

Опять на русской границе

У Кадьки оказалось две-три брошюрки с клеветами на царский дом. Я их тоже читал, явно и грубо утрированное содержание производило обратное впечатление: в них не было осуждения режима, а были нападки на личную интимную жизнь великих князей. Кадька даже не помнил, кто их ему всучил. До границы мы ещё раз их перечитали и выбросили за окно вагона.

Контрабанды у нас не было и быть не могло. Я боялся за своего алебардье, им никто не поинтересовался, но мои альбомы и проспекты жандарм всё же внимательно просмотрел.

Как-то очень быстро мы вновь оказались в Александрово. Как не было интересно за границей, но переехав русскую границу, мы вновь почувствовали себя дома. Какая-то непонятная радость и приятное чувство заполнило наши души. В гостях хорошо, а дома лучше.

Мои спутники и товарищи

На русской границе мы расстались с Кадькой, с тех пор я никогда его больше не видел, не знаю жив ли он и какова его судьба…

Судьба Володи Куличенко была печальна. Он служил, как и я, во флоте. В революцию 1905 года, выполняя страшный долг, как врач присутствовал при расстреле лейтенанта Шмидта. Когда к власти пришли большевики, он был расстрелян сам[10].

Ничего не знаю и о судьбе нашего чичероне по Берлину Лапине. Он, как и мы с Куличенко, был принят в Военно-Медицинскую Академию, но не мог выносить вида трупов и перешёл в электро-технический институт. Тогда, в Берлине, мы, одноклассники по гимназии, виделись с ним последний раз.

Финансовый кризис

Мой путь по русским железным дорогам шёл мимо Кременчуга, где жил мой дядя, младший брат моего отца. Я воспользовался случаем, прервал свою поездку и заехал к нему. С вокзала, на оставшиеся у меня 20 копеек, я нанял извозчика и приехал к нему. Отдохнув сутки и, получив денежное подкрепление, я прибыл в Симферополь с моим скромным багажом, в котором кроме статуэтки алебардье, память о Париже, было несколько альбомов и фотографий с выставки и достопримечательностей Парижа – столицы мира.

Моя матушка долго берегла эти дорогие для меня мелочи.

Дома

Первый мой визит был на кладбище на могилу дорогой бабушки, которая не дождалась моего возвращения. Как сейчас помню, этот день. Мы сели с отцом в экипаж, заехали за помощником газзана и отправились за город на далёкое караимское кладбище. Отец прочёл молитву у свежей могилы своей матери, одиноко возвышавшейся на вершине небольшого холмика. Тяжелый камень был положен у изголовья бабушки, обращённого к Югу. Мы произнесли традиционно «Аллах рахмет этсын» /да поможет Господь/, бросили традиционно по горсти земли, молча, склонив головы, постояли на месте и двинулись обратно… Вновь втроём остановились у ворот кладбища, помощник отца прочёл молитву об успокоении душ всех умерших и лежащих на этом кладбище, с грустью и тоской отвесив низкий поклон в их сторону, вышли за ворота и поехали в город.

***

Когда в группе молодёжи моих знакомых я рассказывал о Париже и моих впечатлениях, все интересовались выставкой и удивлялись удаче, которая сопровождала мою поездку, столь обильную зрелищами. Но когда я рассказывал, что был на приёме у президента Республики, все решили, что я просто вру.

15-III-47 г. Париж

---

[1] Французская республика, Президент Республики

[2] Церковь св. Марии Магдалины на одноименной площади

[3] Ошибочно, т.к. Насер ад-Дин (Насреддин) Шах Каджар – шах Ирана умер в 1896 г., в 1900 г. речь идёт о его преемнике Мозафереддтне (Музаффер-ед-Дине) Шахе

[4] Оршад – миндальное молоко; смесь миндального молока с сахаром и померанцевой водой.

[5] Ему было 47 лет

[6] Горячей воды

[7] Мой пупсик дорогой и моё сокровище

[8] Дословно – карта покупателя

[9] Билет

[10] Ку Куличенко Владимир Васильевич  (1876 – 1917) – старший врач Черноморского флотского экипажа, расстрелян большевиками в ночь с 19 на 20 декабря 1917 г. в Севастополе

Публикуется по изданию «Историко-культурное наследие крымских караимов» (Симферополь, 2016, С. 69-77)

Реклама

В Париже в 1900 году. Воспоминания русского студента. Части VIII.

Часть I здесь.

Часть VI, VII здесь.

Доктор медицины Я. И. Кефели

VIII. Достопримечательности города

Разрываясь между выставкой, ради которой приехал в Париж, и увеселениями студенческого конгресса, мы всё же старались посмотреть и кое-что и в самом Париже, столице тогдашнего культурного мира. Улицы и дома, хотя и были красивыми, но после красот Петербурга, они меня не очень удивляли. Париж на средних улицах по красоте смахивал на Одессу, ведь она тоже была построена французами: Решелье, Дерибасом, Ланжероном.

Петербургское Марсово поле было не хуже тогдашнего Парижского. На окраинах же мы видели столько почти средневековых улиц, узких переулков, что Парижу следовало сгореть от стыда.

Бывшие королевские дворцы, конечно, красивы, но Петербургские и загородные дворцы русской столицы им не уступали ничуть, не исключая самого Версаля! Знаменитые Версальские фонтаны не лучше, если не хуже, чем Петербургские /петергофские/.

Сенат и Палата

Были мы в обеих палатах третьей Республики. Республиканский способ правления в своей политической схеме очень отличался от той монархии Всероссийского самодержца, в которой в те годы пребывало наше Отечество.

В Бурбонский дворец мы входили с некоторым подобострастием. Скамьи депутатов тянули нас к себе. Мы посидели и на «правых» и на «левых» местах, чувствуя, что это место «свято». Теперь, проживши в Париже 20 лет, разделяя с французами их горести и радости, пропустив перед своими глазами чуть не два-три десятка министров, мировую войну /вторую/, немцев, Петена, де Голля[1] и прочее до сего дня, у меня уже нет никакого особенного чувства к палатам, как и к республике. Все люди – «человеки», как в республике, так и в монархии, но всё же любовь к свободе личности во Франции более активна, чем у русских, и такого обожания сидящего у кормила власти, какое наблюдалось раньше в России и наблюдается ещё больше теперь, у французов нашего века нет. Они лучше нашего знают цену человеку и не делают в этом отношении себе кумиров.

В палате депутатов /были каникулы/ мы осматривали пустой зал заседаний, Кадька влез на трибуну и полугромким голосом воскликнул: «О зарм ситуаен!»[2]. Публика, одновременно с нами осматривавшая палату, вероятно, французы-провинциалы, улыбалась.

Музеи

Из музейных впечатлений того времени у меня осталось немного. В Лувре мы видели безрукую Венеру, она разочаровала нас. В учебниках для классиков Георгиевского и Манштейна, вошедших в употребление, когда я был гимназистов, т.е. в царствование Александра III, при министре народного просвещения Делянове[3], были помещены прекрасные фотографии статуй классической древности, в их числе и обе Венеры: Милосская и Медицейская[4]. Фотографии эти были замечательны и обе красавицы были очаровательны. В Лувре мы же увидели самое статую, которая была раз в 30-40 больше фотографии по длине. На ней во столько же раз сильнее заметны были многочисленные выбоины, щербинки и царапинки на теле башни, которые скрадывали прелести её телесных очертаний.

Наше обожание упало значительно. Я думаю с нами согласился и сам Парис.

Видели мы и лукавую улыбку Моны Лизы /Джиаконды Леонардо да Винчи/.

Все остальные впечатления испарились из памяти, и нет охоты возобновлять их. Вот уже 20 лет всё откладываю. Так безактивна старость.

Вспомнил, что в ту пору в Лувре и на выставке показывали два гиганта-бриллианта. Около них в охране стояло сразу три стражника. Боялись грабежа.

В Люксембургском музее нас очень заинтересовала большая картина, имеющая какую-то связь с новой историей России, не могу вспомнить её сюжет. Остальное в музеях и другие музеи позабыл, за исключением музея Инвалидов, где мы особое внимание, конечно, уделили Наполеону, двенадцатому году и доспехам.

Памятники

Из памятников хорошо запомнил маршала Нея с саблей и две триумфальные арки: на пляс Этуаль и в саду Тюльери.

Интересовала нас также статуя Свободы, на одном из мостов через Сену, скромная копия той статуи, которая стоит в Америке как маяк на Нью-Йоркском рейде. Мы осматривали её неоднократно.

Булонский лес

Булонский лес показался нам тогда одной из самых крупных достопримечательностей Парижа. Я и теперь того же мнения, хотя и «Спасс» и «Лески»[5] в Николаеве Херсонской губернии не уступят по красоте, но Булонский лес соединяет прелести природной растительности с замечательными дорогами, их изящными изгибами и красивыми узорами, а «Спасс» и «Лески» в Николаеве красивы по иному: у самого города в степной части Новороссии замечательный оазис феерической флоры лиственного леса, переполненного птичьим народом.

Не забуду особого настроения, которым я был переполнен в часы нашего пребывания в замечательном Булонском парке. Какая-то электрическая насыщенность непередаваемой прелести охватила меня, когда мы катались в этом лесу и лежали на траве его полянок. Подобное же настроение я испытывал в 1902 году, когда мы были ночью в тропическом лесу в пригороде г. Коломбо на острове Цейлоне. Атмосфера леса влияла на меня или во мне горела ярко свеча моей молодости, только тлеющая сейчас накануне неизбежного угасания?

Сравниваю прогулку по Булонскому лесу 30 мая 1947 года с той, что была полвека назад и в 1940 году накануне прихода в Париж немцев. Сын мой купил небольшой автомобиль и первыми на нём захотел прокатать по Булонскому лесу маму /ныне покойную/ и папу. Это тоже была незабываемая прелесть, к сожалению окрашенная грустью. Призванный во Французскую армию как русский беженец, сын должен был ехать на фронт. Радость семейного единения и горесть предстоящей разлуки не могла заглушить весенняя красота Булонского леса. Да и 40 лет сделали своё дело!

Первые автомобили – такси в Европе

В то время в Париже автомобилей ещё не было. Только несколько выкрашенных в красный цвет ходили по Булонскому лесу и возили публику, наслаждавшуюся новым перевозочным средством. Мы тоже решили покататься в первый раз в жизни. Было очень странно не видеть перед собой лошади. Это катанье запомнилось мне ещё и потому, что спутниками нашими оказались случайные знакомые, русские, постоянно проживающие здесь политические эмигранты.

Племянница Софьи Перовской

Он был красивый лет 30 еврей, она лет 22-23 русская красивая барышня, по-видимому, сожительствовавшая с ним, и, к нашему удивлению, оказавшаяся племянницей Софьи Перовской[6]. Узнав, что я возвращаюсь в Симферополь, она дала мне письмо к своей матери, которая жила в Новом Городе. Помню, как мы познакомились с ними, в разговорах выяснилось, что он зондировал почву насчёт нашего политического «я», по-видимому, надеясь склонить нас на свою сторону. Я, никогда не занимавшийся политикой, сделал вид, что не понимаю и переводил разговор на другие темы. Мой случайный спутник Кадька по бесшабашности характера и своему природному веселью, также не откликнулся.

Письмо барышни Перовской я всё же доставил в Симферополь её матери и бабушке. Был ими любезно принят. Если бы подобные письма доставлял в нынешнюю Россию студент, побывавший в Париже, как бы отнеслась к нему социалистическая власть? Студент, наверное, тотчас же был бы сослан в Нарымский край, если бы не дальше? Настолько мягок был режим царского времени, по сравнению с советской «демократией».

Магазин «Лувр»

Посетили мы в то время, кажется, единственный в Париже универсальный магазин «Лувр». Не стану его описывать: он и теперь такой же. Другие его здорово опередили. В «Лувре» мне особенно понравилась статуэтка, изображавшая алебардье[7] в средневековом костюме, с секирой в руках. Стоила она на наши деньги 5 руб. Для меня, в то время, колоссальная сумма. Но, так как осенью должна была выйти замуж моя тётка, младше меня по возрасту, я решил сделать ей подарок и купил этого алебардье. Никаких больше подарков я купить не мог. Единственными сувенирами выставки, которые я привёз на Родину, были различные грошовые альбомы с видами выставки, проспекты различных фирм и программы праздничных увеселений.

Забастовка

Как-то мы поехали за город по железной дороге для осмотра окрестностей Парижа.

Возвращаясь обратно, на вокзальчике предместья, мы застали всего несколько человек едущей публики.

Когда мы гуляли по перрону, среди прочей публики в ожидании поезда, неожиданно из багажного отделения выбежал молодой человек в рабочей блузе, подбежал к звонку на перроне, ударил несколько раз в колокол и с криками «грэв»[8], «грэв» побежал по декабдеру. Из разных дверей, выходивших на перрон, с удивлением на лицах выскочило ещё несколько человек служащих и тоже куда-то спешно пошли в одном направлении. Не понимая в чём дело и, не зная значения слова «грэв», мы обратились к другим, ожидающим поезда. Выяснилось, что какая-то служба на вокзале объявила забастовку. Поезд, однако, пришёл и мы уехали на нём в Париж.

Довольно социализмов, нужна хорошая жизнь!

Тогда забастовка, как одна из конструктивных мер для счастия людского, придуманная «социалистами» – вожаками рабочего движения, только входила в моду. Мы видели тогда «грэв» – лилипута. Теперь он подрос и стал «грэв» – великаном от обильной поливки много и сладкоречивого Блюма и «блюмчиков». Грэвами, как бурьяном зарастает ныне Франция. А лучше ли от этого рабочим и беднякам?

Мой друг, генерал Томилин, 20 лет работавший как рабочий, получает 3 франка в месяц по «ассюранс-социалю»[9] и франками «марта 1948 года».

Вот какую мышь-клопа родила гора социализма за 50 лет.

Лживость, ханжество и импотентность этой затеи очевидна. За 20 лет рабочей деятельности во Франции, все мы знаем утку социализма по личному опыту и на своей шкуре. Довольно социализмов, дайте нам хорошую жизнь и не надо нам красивых этикеток.

---

[1]  Анри-Филипп Петен (1856 – 1951) – французский военный и государственный деятель, маршал Франции, глава коллаборационистского правительства Франции (1940 – 1944). Шарль Андре Жозеф Мари де Голль (1890  – 1970) – французский военный и государственный деятель, генерал, символ французского Сопротивления во время Второй мировой войны,  президент Франции (1959 – 1969).

[2] К оружию, граждане!

[3] Иван Давыдович Делянов (1818 – 1897) – российский государственный деятель, министр народного просвещения России (1882 – 1897) консервативного направления, придал начальному образованию церковный характер.

[4] Венера Медицейская (I век до н.э.) – мраморная копия в натуральную величину утраченного греческого оригинала богини любви; изображена в позе испуга при появлении из морской воды с дельфином.

[5] Спасс – парк в Николаеве Спасское урочище, частично вырубленный в 1919 г. Лески – парк в Николаеве, заповедный объект (~ 3500  деревьев, пруд), памятник садово-паркового искусства, известен с 1790 г.

[6] Софья Перовская (1853 – 1881) – одна из руководителей революционной организации «Народная воля», приверженка террора, руководитель убийства Александра II. Её дед Николай Иванович – Таврический губернатор (1822 – 1823). Отец Лев Николаевич – Таврический вице-губернатор (1859 – 1860).Члены семьи и Софья подолгу жили и работали в Крыму, в т.ч. и в Симферополе.

[7] Алебардщик

[8] Забастовка

[9] Социальному страхованию

Публикуется по изданию «Историко-культурное наследие крымских караимов» (Симферополь, 2016, С. 69-77)

В Париже в 1900 году. Воспоминания русского студента. Части VI, VII.

Часть I здесь.

Часть V здесь.

Доктор медицины Я. И. Кефели

VI. Всемирный конгресс врачей

Меня, как медика, конечно, интересовал, наряду со студенческим конгрессом, всемирный конгресс врачей. Я переходил на 5-й курс. Массу врачей-конгрессистов, в количестве нескольких сот, видел на приёме у президента республики. Мне удалось быть и на одном заседании их конгресса, которое происходило в Гран-Палэ. На этом заседании, куда мы явились вместе с Кадькой, тоже медиком, нам посчастливилось.

Великий Вирхов

Как раз в этот момент под аплодисменты всего зала на кафедру вошёл знаменитый Вирхов, открывший клеточку. Вирхов[1], наряду с Пастером, открывшим бактерию, был основоположником новой медицины и современной биологии. Как сейчас помню необычайное напряжение зала, когда говорил этот симпатичный старичок в очках, с подплешиной и под какие аплодисменты зала сошёл он с кафедры. Странно, что на студенческом конгрессе ни одного германского студента не было, не смотря на то, что были представлены все нации мира, а между тем на медицинском конгрессе присутствовал немощный Вирхов. Видимо, молодёжь более злопамятна, чем старость.

Мне посчастливилось видеть много знаменитых врачей, учёных того времени, когда императорская Военно-Медицинская Академия праздновала 100-летний юбилей /тогда я был на 3 курсе/, но Вирхова тогда в Петербурге не было. Считаю, что в Париже, в лице проф. Вирхова я увидел 8-ое чудо света.

Клиники Парижа хуже наших

Упомяну здесь, что нам удалось посетить некоторые клиники Парижского университета, но то, что мы видели, меня повергло в грусть. Старые, казарменные здания Парижа не могли сравниться с новыми клиниками Военно-Медицинской Академии. Даже наш клинический госпиталь на берегу Невы был дворцом по сравнению с тем, что мы видели в Париже того времени. В то время знаменитый Шарко[2] был ещё жив. Мы посетили его клинику, но самого проф. не видели: было лето и каникулы. Его клиника была такой же жалкой казармой, а между тем в то время в нашей Академии только что была открыта новая клиника нервных болезней. В аудитории, снабжённой всеми новейшими оптическими приборами для чтения лекций, длинные отапливаемые ходы между клиниками нервных и душевных болезней.

VII. Конгресс социалистов

Уже в первые дни пребывания в Париже, спускаясь по лестнице нашего семейного отеля на рю дез Эколъ, мы с утра не раз слышали резкий шум за окном лестницы, идущей из соседнего двора. Шум прерывался аплодисментами, пламенными речами и репликами из толпы. Спросить, в чём дело, было не у кого, а к вечеру или ночи, когда мы возвращались домой, забывали об этом. Окна на лестнице, очень большие по размеру, были из цветного стекла с красивыми узорами, но за ними ничего не было видно.

Заседание

Как-то окно оказалось открытым, и мы увидели, что в большом дворе происходили многолюдные заседания, было возвышение для президиума, кафедра для оратора и скамьи для публики, висели плакаты с надписями и красные флаги. Оказалось, что там происходил какой-то конгресс социалистов того времени. Вероятно, ими руководил Жорес[3], тогда ещё молодой их лидер, а нынешние Блюм, Венсент, Ориоли, Рамадье[4] и пр. их современные знаменитости, были или распорядителями на мелких ролях или просто юными обожателями вождя. А может быть тогда ещё «под стол пешком ходили»? В те времена все социалисты были ещё одного роста и не делились на «больших» и «малых». А теперь среди них столько гигантов. В таком случае, не было ли среди них Кашена[5] или Ленина?!

Определение

Впервые я услышал о социалистах и увидел типичный индивид этого политического вида, когда мне было лет семь. Мы с отцом ехали на пароходе из Николаева в Одессу. Погода была хорошая, и пассажиры гуляли по палубе, развлекая друг друга разговорами. К отцу моему подошёл высокий кудластый человек, на вид лет 25-ти с огромным тёмным одеялом на плечах /это тогда называли пледом/ и стал долго его о чём-то расспрашивать. Когда отец отошёл от него, подошёл к отцу околоточный надзиратель /по здешнему бригадье/ и посоветовал не вступать больше в разговоры с этим человеком, что это «социалист» и в виду ожидавшегося приезда на Юг государя императора /тогда Александра III/ в целях безопасности последнего он высылается куда-то под надзор полиции.

Среди студентов моего времени было много тайных социалистов, вероятно, они знали, что это такое, а я и теперь, в моих 70 лет, не могу понять кто такие социалисты, что такое социализм? Хорошо это или плохо и для кого?

Шествие

Как-то утром рано, часов около 10, мы выходили из отеля и сразу перед ним увидели всю улицу, запруженную народом и отрядами полиции, которые изолировали соседние и наш дом и закрыли движение. Все спокойно чего-то ждали. Мы тоже остановились на минутку. Почти в то же время открылись ворота соседнего с нами дома и оттуда стали выходить парами маленькие дети, мальчики и девочки, лет 6-8, одетые по-праздничному, украшенные красными бантами и с красными цветочками в руках. Их хлопотливо окружало несколько мужчин с такими же украшениями. За детьми, их было около двадцати пар, стали по четыре в ряд выходить мужчины, а потом женщины в том же порядке. Повернув направо по улице, процессия двинулась куда-то. Насколько видно было глазом, вдоль улицы стояла полиция. На панелях можно было видеть останавливающихся и наблюдающих прохожих. Публика смотрела с любопытством, видимо, мало понимая в чём дело. Только отдельные люди аплодировали шествию.

Процессия носила очень скромный и почти религиозный характер. Мы были удивлены парадностью одежды и скромностью демонстрировавших. Они шли безмолвно, не пели и ничего не выкрикивали. Всего в демарше участвовало человек 150–200.

И такая полицейская охрана? Полиции было больше, чем вся процессия вместе с детьми. Что это – предчувствие, что за этими «цветочками» пойдут ягодки чертополоха?

Результаты

Так картинен и так нежен был социализм, в своём детстве во Франции. Как много он дал его лидеров. Они – сотнями мэры, депутаты, а теперь и министры, и президенты. А как жалки его результаты для народа: смехотворный аллокасьон[6] и уродливый ассюранс[7]!

У караимов есть поговорка: «Бал туткан барман ялар» т,е. «Держащий мёд облизывает пальцы», а в лучшем случае: – «Хочу, но не могу!». Что же можно сказать о русском социализме гигантов? Где с десяток лет были голод, казни, ссылки и заполярные лагеря?!

Намерения и действия

Ещё Данте, обходя преисподнюю, заметил, что ад вымощен благими намерениями. Социализм, вне всякого сомнения, того же происхождения. Для чего аду была такая мостовая? Ясно, чтобы провоцировать грешных лидеров для, неблагих действий!

Из ничтожных достижений в интересах «социальности» во Франции пока ограничиваются тем, что дела «бьенфезанс»[8] переименовали в дело «социаль». Это потому, что здесь пока орудуют социалисты-карлики, а если возьмут народ под свою опеку социалисты-великаны, тогда замкнутся уста народные, заполнятся тюрьмы, заработают палачи, а умирающие в голоде и нищете массы запоют славу великим, гениальным Кашенам!

Хотя в 1900 году я только мельком видел социалистический конгресс, но восходящие до небес языки пламени мирового пожара, в котором мы задыхаемся уже 30 лет, берут своё начало от таких маленьких искр, которую и я тогда случайно увидел в окно лестницы нашего отеля. Его зажигали тогда дети в прямом и переносном смысле и с ангельски благими намерениями.

Что из этого вышло, и что ещё будет?

Социализм на выбор

Каких только социализмов мы не видели за короткий период времени:

1. Социализм Керенского[9] на фоне «великой – бескровной» с иллюминациями Герценштейна[10];
2. Социализм Чернова[11] с чёрным переделом;
3. Три социализма Ленина: а/ – без денег; б/ с электрификацией; в/ – с передышкой;
4. Социализм Сталина – с колхозами, совхозами, монопольной торговлей верховной власти;
5. Социализм Гитлера – всё для немцев и в навоз других;
6. Социализм Блюма, ловящего себя за хвост: контра коллектив, право забастовок с обгоняющими их ценами;
7. Социализм английский – тугодумный, осторожный – «и невинность соблюсти, и капитал приобрести»;
8. Социализм безбожный;
9. Социализм христианский;
10. Социализм большой и социализм малый и т.д.

Сталин победил Ленина

Нельзя сказать, что все социализмы равно плохи для интересов масс. Есть и совсем плохие и менее ужасные. например, социализм Сталина много лучше социализма Ленина, особенно с его безденежностью и «военной разновидностью».

Я вполне понимаю, что Сталина называют великим и даже любят его: Сталин победил Ленина, из сумасшедшего дома /военного социализма Ленина/, он создал Всероссийскую тюрьму, которую преобразовал сейчас в ещё большую казарму, где устанавливается более сносный порядок.

Для генералов и офицеров этого строя – даже завидный, если преуспевают в верности и преданности эти бароны «социализма».

Победа Сталина над Лениным для судеб русского народа и всего мира важнее его победы над помешанным садистом Гитлером. А «ленинизм» в «сталинизме» только строки к горькому, но и длительному лекарству.

Когда Америка будет догонять Советы

В социализме Сталина есть зачатки будущей солдатской сытости, брошены и семена будущих свобод для грядущего пока издали народного представительства для всех рас и народов под великой сенью русской культуры: это широкое народное просвещение и техническая подготовка.

Успех Сталина поистине колоссален в социальном строительстве человечества, если считать от точки Ленин до точки Сталин, но все же до точки «Запад» ещё очень и очень далеко. При нынешнем экономическом строе Советского Союза, трудно догнать Америку даже для Сталина при его самодержавии.

Капитализм есть торговый строй народного хозяйства. И только! В абсолютно чистой форме он не мыслим. Есть ещё другой строй – рабский или военный, который тоже теперь не мыслим без торговли, хотя бы между рабами и солдатами, даже в самой уродливой форме.

Жизнь есть всегда смесь этих двух основных способов, но рецепт смеси есть высшее из искусств социального строительства. Строй народного хозяйства получает название по некоторым ярким чертам своей сущности. Не правильнее ли было бы назвать Сталинский тип «социализма» – это монополизм, эго-капитализм власти. Ведь правильно называть – правильно понимать и правильно поступать. Если Сталин от самого худшего из «эго-капитализмов» /монополии власти – в торговле и собственности / перейдёт постепенно к социал-капитализму, он станет величайшим из реформаторов рода людского. Пусть назовёт его «торговым социализмом» – это не будет ошибкой в названии. Если он изменит свой абсолютный монопольный эго-капитализм /который почему-то всё ещё называется социализмом/ в торговый социализм, который я именую супре-капитализмом[12], то очень скоро Америке пришлось бы догонять Советский Союз! И к миру всего мира стало бы много ближе!

Довольно благих намерений, нужны благие действия! Вот почему в своих воспоминаниях о Париже конца прошлого века, я так подробно описываю социалистов во Франции ушедшего столетия.

---

[1] Рудольф Людвиг Карл Вирхов (1821 – 1902) – немецкий учёный, врач, один из основоположников клеточной теории, основоположник теории клеточной патологии в медицине

[2] Если речь идёт офранцузском враче-психиатре, специалисте по неврологическим болезням Жане-Мартене Шарко (1825 – 1893), то автор ошибочно считает, что в 1900 г. он ещё был жив.

[3] Жан Жорес (1859 – 1914) – вождь социалистов, философ, историк. 

[4] Леон Блюм (1872 – 1950) – французский политик, руководитель французской рабочей секции Интернационала, премьер-министр и глава правительства Франции. Винсент Орио – один из лидеров французских социалистов 1940-х гг. Венсан Жюль Ориоль (1884 – 1966) – активист социалистической партии, президент Франции (1947 – 1954). Поль Рамадье (1888 – 1961) – социалист, французский политик, премьер-министр Франции (1947).

[5] Марсель Кашен (1869 – 1958) – французский коммунист, крупный деятель Коминтерна, участник движения сопротивления

[6] Содержание

[7] Страховка

[8] Благотворительности

[9] Александр Фёдорович Керенский (1881 – 1970) — российский политический деятель, министр-председатель Временного правительства (1917), масон, противник монархии, приверженец социалистов.

[10] Михаил (Меер) Яковлевич Герценштейн (1859 – 1906) – политический деятель, учёный-экономист, считал необходимым принудительное изъятие земельной собственности у частных владельцев, иначе будут иллюминации – поджоги помещичьих усадеб в результате бунта

[11] Виктор Михайлович Чернов (1873 – 1952) – русский политический деятель, один из основателей партии социалистов-революционеров, приверженец тактики индивидуального.

[12] От латинского supremus – наивысший

Часть VIII здесь.

Публикуется по изданию «Историко-культурное наследие крымских караимов» (Симферополь, 2016, С. 60-69)

В Париже в 1900 году. Воспоминания русского студента. Часть V.

Часть I здесь.

Часть IV здесь.

Доктор медицины Я. И. Кефели

V. «Конгрэ самюз» /Всемирный конгресс студентов/

Володя Куличенко, как медик, осведомил нас, что очень скоро должны открыться два всемирных конгресса: врачей и студентов и посоветовал нам немедленно записаться членами открывающегося на днях всемирного конгресса студентов. Мы были в нерешительности, особенно, я, но Володя настоял и тот час же повёл нас в дом студентов для записи.

В Латинском квартале организация парижских студентов имела свой собственный дом, где и помещалось бюро по созыву всемирного студенческого конгресса. Мы записались. Благодаря этому обстоятельству имели возможность видеть в Париже то, что может быть уделом только каких-нибудь высокопоставленных гостей французского правительства. Для студенческого конгресса были устроены спектакли во всея парижских театрах, целый ряд специальных гуляний, балов, концертов. Всюду нас принимали с большим радушием, угощали обедами, поили шампанским.

Организация русской группы

            Нас записали без всяких формальностей, но спросили, не являемся ли мы представителями какой-либо студенческой организации в России? В то время русскими очень интересовались во Франции: это были первые, медовые месяцы франко-русского союза. У всех в памяти были тулонские и кронштадские торжества[1]. Франция крайне дорожила этим союзом с величайшей и могучей в мире империей.

Всего записавшихся русских студентов оказалось только 16 человек. Все это были приехавшие на выставку отдельные лица, никого не представлявшие и о конгрессе узнавшие только в Париже. Скоро мы все перезнакомились и, благодаря французам, до известной степени объединились. Бюро конгресса предполагало на первом же заседании избрать президиум, в который вошли бы в качестве вице-президентов по одному студенту от каждой группы /нации/. Благодаря такому желанию французов, они сами помогли нам собраться и выставить кандидатов. Никто из нас не решился бы на такую меру из опасения недоразумений по возвращении домой на Родину. Да кроме того такое представительство было бы самозваным и крайне ничтожным от группы всего в 16 человек. Несмотря, на это, нас всюду выделяли и оказывали нам исключительное внимание. Это не так бросалось в глаза в студенческой среде, но особенно подчеркивалось, когда мы приходили в контакт с властями или с публикой. Среди 16 студентов, помню 3-х или 4-х москвичей разных факультетов. Были киевские и харьковские студенты, но из Военно-Медицинской Академии был я один.

Маскарад с переодеванием

У всех университетских студентов оказались форменные кителя и фуражки, которые они решили использовать в предстоящих торжествах, ибо все французы и студенты-иностранцы были в своих специальных студенческих костюмах. Некоторые были одеты картинно. Особенно красочные тоги и головные уборы, почти профессорские носили англичане. Самым изящным был наряд австралийского студента из Сиднея, с которым я познакомился. Он выглядел прямо академиком. У моего спутника Вадьки оказался лишний белый китель. Так как Володя Куличенко должен был срочно уезжать, чтобы не застрять где-нибудь в дороге, он нацепил на Кадькин китель свои погоны Военно-Медицинской Академии и дал мне свою фуражку с кокардой.

Благодаря своим товарищам по гимназии, я из у своего штатского плохенького костюма переоделся в импровизированную форму студента Военно-медицинской Академии старшего курса /два косых серебряных басона[2] на погоне, обрамлённом красной полоской/. Не доставало только шашки, которую разыскать не могли. Но и этого скромного маскарада было достаточно, чтобы я стал предметом бесконечных оваций в кафе, публика очищала мне место, а было несколько случаев, когда все вставали со своих мест и начинали петь «Боже царя храни». В ответ мне приходилось кричать «Vive la France!». На улицах прохожие часто нам кланялись и кричали «Vive la Russie!». Сначала нас это смущало, но потом мы вошли в роль.

Открытие студенческого конгресса

Открытие конгресса студентов всего мира /в то время, кажется второго/, как и последующие большие заседания его происходили в Собрании, в большом зале. На эстраде уселся многочисленный президиум, за которым выстроился ряд знаменоносцев со своими знамёнами. Речи были горячие, зажигательные, но содержание их нас совсем не интересовало: всем было весело и только. Шум прерывался аплодисментами и различными гимнами, дальше пошли бесконечные увеселения, к описанию которых я ещё приступлю.

В театрах

Во всех парижских театрах в честь всемирного конгресса студентов были устроены специальные спектакли. На них допускались только члены конгресса. Билеты совершенно бесплатно мы получали из бюро конгресса. Почти все спектакли были галя, т.е. по одному действию из разных, наиболее модных и знаменитых пьес того времени. Благодаря этому, мы имели возможность в один вечер видеть всех знаменитостей каждой труппы в лучших ролях…

В антрактах в фойе были организованы открытые буфеты, очень обильно снабженные напитками, различными сладостями, фруктами и, почти всегда, шампанским. Всё это предлагалось и очень радушно и совершенно бесплатно всем студентам – конгрессменам, присутствовавшим на спектакле. Публика – молодёжь, осаждала эти буфеты с мужеством и беспощадностью.

В больших театрах студенты усаживались как кому удобно: и в партерах, и в ложах, и на галёрках. На каждом этаже были свои буфеты.

Жизнерадостная молодость и без того весела, а при столь большом радушии, съехавшаяся со всего мира, она слилась в одно целое, в столь тесном общении, шутя и смеясь, широко пользовалась радушием французской третьей республики.

          В «опера» видели и балет, и два акта опер /не помню теперь каких/. В «Комеди» и «Одеоне» – по одному акту из разных пьес. В прочих маленьких театрах были не так организованы спектакли, но и они были бесплатны и с угощением. Кто за это платил, я не знаю.

Каркание «Сары – Бернары»

Особенно мне понравилось представление пьесы «Орлёнок» в театре Сары Бернар в честь студенческого конгресса, в котором орлёнка играла сама Сара.

На моей родине в Николаеве того времени хорошо помнили Сару, всемирно известную артистку, по её гастролям в Одессе и по-русски называли её «Сара Бернара».

Всё в этом театре было также хорошо, как и в прочих французских театрах того времени и по части художественной игры, и обильных букетов с питиями и яствами…, кроме самой Сары Бернар. Мы так жаждали видеть всемирно известную артистку, а увидели нечто антихудожественное. Уже старенькая, лет 60, Сара изображала Орлёнка в костюме так охватывающем её бюст и ноги, что мясо явно висело из-под трико, махала руками, а сама она кричала и каркала, как ворона: кра… кра… Не хотелось верить, что это мировая знаменитость. Мы, видавшие Московский Художественный театр, Александринку, не могли прийти в художественный восторг от Сары Бернар. Был ли это французский вкус или виною была старость великой артистки, но впечатление было отрицательное. Впрочем ложноклассический пафос и теперь вы можете слышать ежедневно во французской радиопередаче.

Париж100 лет назад

Большое гулянье в честь студентов было дано и выставочным комитетом в так называемом старом Париже. Часть выставки изображала Париж Средних веков. При этом не только дома, улицы, но и сами жители были приставлены как в начале этого тысячелетия. Гулянье было устроено ночью и сопровождалось фейерверком и танцами. Средневековые парижанки танцевали с современными студентами, своими потомками в будущем, очень и очень далёком, для этих прапрабабушек современности нашей. Было не только поучительно, но и весело, и красиво.

Рыцарский турнир

Очень интересным по своей затее, но менее удачным по исполнению был турнир средневековых рыцарей. Он происходил в каком-то манеже. Его давали тоже в честь студентов. Закованные в латы рыцари верхом на бронированных конях бросались друг на друга с копьями, а из лож одетые в средневековые костюмы дамы, с именем которых рыцари вступали в состязание, смотрели на них. «Рыцари», как джигиты, были вполне на высоте. Они с быстротой ветра неслись друг на друга с копьями наперевес. Вероятно, копья были из картона, иначе такая атака в карьере была бы крайне опасна. Но рыцарей они играли плохо, по-солдатски. Дамы же, как кумушки, стрекотали между собой, не выражая эмоций по адресу их обожателей. Рыцари были поддельные, а дамы продажные и дуры. Увы, это жизнь!

Скандальчик в театре

Ещё, что мне врезалось в память, это маленькое юмористическое путешествие в каком-то небольшом театре, тоже дававшем спектакль для студентов. Партер там обрамлялся двумя ярусами лож. К этому времени у меня уже завелись друзья среди иностранных студентов. Особенно подружился я с чехами, благодаря возможности кое-как говорить по-русски. Во время антракта выяснилось, что мои друзья сидят как раз над моей головой в верхнем ярусе. Они увидели меня и стали звать к себе. Свесившись через край ложи, они протягивали мне руки. Я встал на барьер и взялся за канделябр, и при их помощи поднялся в следующий этаж к своим друзьям, под аплодисменты всего зала.

«Уик-энд» студенческого конгресса

Особенно примечательным остался в моей памяти приём, оказанный всемирному студенческому конгрессу одним из предместных городов тогдашнего Парижа. Было это, кажется, в Сент-Жермене, – точно не помню. Дело происходило в воскресенье. В 8 часов утра к большому вокзалу собрались решительно все члены съезда, около 2 000 человек. Студенты были в своих парадных одеяниях с бесчисленным количеством различных знамён и шумной весёлой толпой выстроились на перроне. Медленно, задним ходом подошли два длиннейших поезда, и все гурьбой устремились в вагоны. Знаменосцы с древками направились в стоящий впереди пустой товарный вагон, за ними последовала и наша русская группа. Поезд двинулся. Из соседних вагонов слышно было многоголосое пение, смех. Ехали довольно долго. Наконец, поезд стал подходить к вокзалу, окрестности которого и дебаркадер[3] были переполнены многочисленной публикой, среди которой преобладали барышни. Окрестности вокзала были очень красивы. Всюду видны были цветы и утопающие в зелени дачи.

В Парижском предместье

Аплодисментами и неестественными криками встретили нас обитатели этого города. Забегали распорядители. Все стали строиться в ряды, знаменосцы вышли вперёд, грянула пожарная музыка, и целый полк студентов длинной рекой ворвался в дачный город. Панели усыпаны были публикой, и видно было, как на всех перекрестных улицах на звуки музыки бежали мальчишки, чтобы присоединиться к кортежу. Под аплодисменты всего населения мы устремились в центр города.

К нашей группе в 16 человек, уже собравшейся воедино, подошёл какой-то прилично одетый господин и сказал, что мэр города просит русских студентов к себе. Мы отделились от кортежа и последовали за ним. Вскоре мы вошли в дом городского головы, который встретил нас исключительной любезностью и сказал, что он был в числе французских представителей на Кронштадских торжествах, рассказал о том радушном приёме, который был оказан французам в России, о важности и необходимости франко-русской дружбы для жизни и спокойствия Европы, затем всем присутствовавшим подано было шампанское и мэр провозгласил тост за Государя Императора и запел: «Боже царя храни!». Потом все закричали: «Ура!». Мы ответили криками «Vive la Franse!» и запели Марсельезу. После угощения фруктами, сладостями и папиросами, мэр поднёс каждому из нас изданную на французском языке книгу о Крондштадских торжествах, в которых он принимал участие. Замечательной особенностью этой книги было то, что в числе нескольких рисунков, иллюстрировавших книгу, на последней странице был нарисован одноконный извозчик с величественной надписью снизу: «Тройка».

Концерт под открытым небом

К двум часам дня все участники конгресса с хозяевами города, всей мужской и женской молодёжью собрались на красивой широкой лужайке, обрамлённой лесом, для слушания концерта на открытом воздухе, который в нашу честь давали лучшие парижские артисты Оперы, Комедии и прочих театров. Для этого на лужайках были устроены открытые эстрады, на которых выступали артисты. Публика же вповалку расположилась вокруг на траве и на ковриках из газет. Каждую парижскую звезду встречали шумными аплодисментами, очевидно, публика их хорошо знала. Концерт был замечателен и сточки зрения художественной и по оригинальности обстановки на лоне природы. Концерт кончился в 5 часов вечера. Мы должны были готовиться к парадному обеду.

Встреча министра /кажется, Мильерана/

Мэр и комендант города предложили русским студентам отправиться на вокзал для встречи министра народного просвещения, который должен был присутствовать на обеде, дававшемся студенческому конгрессу. Такое исключительное внимание к нам, конечно, объяснялось франко-русской дружбой. Когда поезд с министром подошёл к вокзалу, министру был представлен президиум конгресса и целиком, по очереди, вся русская делегация. Министр был человеком средних лет. Кажется, это был Мильеран[4].

Грандиозный обед у опушки леса

Обед был накрыт в каком-то, очевидно, специально выстроенном павильоне очень длинном, стоявшем на опушке леса. Крыша его была поставлена высоко на столбы, а стен не было. Всё было залито электрическим светом. Столы также были длинные и уставлены в пять рядов. Посередине, между двумя группами столов в одной половине находился полукруглый стол в виде подковы для министра, приглашённых, местных властей и членов президиума. Нас, русских, посадили поближе к президиуму, к столу подковой, причём справа и слева от каждого из нас сидел либо француз, либо чех. Обед наш был долгий, многоблюдный, с винами разных сортов, подавали гарсоны. Перед каждым стояло отпечатанное меню. В конце обеда перед шампанским начались речи. Радушие было исключительным. Соседи справа и слева подливали нам вина и, хотя настроение было приподнятое, но, по-западному не переходило границ культурной деликатности и взаимной любезности.

Около 8-мичасов вечера, в хорошем настроении, мы стали вставать из-за стола. Нас ожидало новое удовольствие.

Ночной бал в лесу

 В соседнем лесу зажглись факелы, заиграл пожарный оркестр, и с соседних улиц толпами стала входить в лес молодёжь мужского и женского пола этих предместий. Начался ночной бал. Откуда-то взялись дирижёры, и сотни пар при свете факелов закружились в вихре вальса. Освещение леса представляло собой пеструю картину световых пятен, перемежающихся с полутьмою, переходящей в полную темноту в окружности. Картина была увлекательной, феерической. Толпа горожан обступила танцующих. Если принять во внимание, что студентов в двух поездах приехало не меньше 2000 человек и каждый из них в той или иной мере танцевал с местными барышнями, то можно себе представить грандиозность бала.

Мой спутник Кадька, благодаря знанию французского языка и природной весёлости и болтливости, переполнявшей его натуру, то и дело заражал смехом своих соседей и своих сменявшихся дам.

Я невольно следил за ним, чтобы не потеряться в густой толпе не только наших новых друзей французов, чехов и скандинавов, но и в ночной полутьме лесной чащи.

Не только Кадька периодически исчезал со своими дамами за стволами деревьев, очевидно, для поцелуев, но этот маневр широко применялся и другими окружавшими нас парами. То из-за одного, то из-за другого ствола громадного дерева выскальзывали пары и при свете языков коптящего пламени факела вливались в толпу танцующих.

Факелцуг[5]

За полночь раздались какие-то командные приглашения. В два ряда один за другим гуськом выстроились пожарные в касках с пылающими факелами в руках. Между пожарными стали выстраиваться рядами по 8 человек об руку студенты вперемежку со своими дамами из местного общества. Подошёл многочисленный пожарный оркестр в своих касках, возглавил длиннейшую колон у с весёлым пением, скандируя слова «всемирный конгресс студентов», двинулись через город к вокзалу, сопровождаемый бегущими мальчишками и с обеих сторон улицы, приветствовавшими местными жителями.

Мы вновь сели в поданные поезда, густой толпой заполнили вагоны и двинулись в Париж, посылая из окон прощальные поцелуи хозяевам и их прелестным дочкам. Около 2 часов ночи мы прибыли в Париж и, продолжая напевать студенческие песни, группами побрели каждый в сторону.

«Омо-ном»

В числе бесконечных увеселений особенно ярким после ночного бала в лесу надо считать публичный бал в каком-то большом зале Латинского квартала. Это не был студенческий бал, на нём присутствовало много самой разнообразной публики. Были и военные /солдаты, матросы, молодые офицеры/, но большинство мужчин составляли всё же студенты.

При входе в зал стояло несколько огромных железных негров, и все входящие мужчины считали долгом двинуть одного из них в пузо изо всей силы кулаком. Негр звякал, а морда его двигалась и показывала улыбку и белые зубы. Это были силомеры.

Публики в зале было так много, и мужской и женской, что мы едва протолкнулись в толпу. Но когда начались танцы, как-то стало посвободнее. Студенты стали хлопать в ладоши и кричать… Какая-то бойкая девица села верхом на шею высокому молодому студенту, свесив обе ноги ему на грудь, тот держал её за голени в чулках. Длинное её платье спускалось по его спине. Ноги были оголены выше колен и торчали кружевные панталоны. Девица в большой шляпе что-то пела и кричала, размахивая в такт цветным зонтиком. К этой наезднице стали собираться вереницей студенты, держа обеими руками друг друга за плечи. Образовалась длинная лента голов и змееобразным движением вприпрыжку стала, извиваясь, продвигаться в толпу под крики и песни. Было так весело и увлекательно, что этого юношеского задора я не могу забыть до сих пор. Теперь уже больше 20 лет, как я парижанин, но ничего подобного этому я не видел и не увижу.

---

[1] Возможно, речь идёт о визите французской эскадры в Кронштадт в 1891 г. и ответном визите русской эскадры в Тулон в 1893 г., после заключённого в 1891 г. союза между Францией и Россией.

[2] Галун, тесьма

[3] Платформа железнодорожной станции

[4] Александр Мильеран (1859 – 1943) – в 1900 г. – министр торговли, президент Франции (1920 – 1924).

[5] Факельное шествие

Части VI, VII здесь.

Публикуется по изданию «Историко-культурное наследие крымских караимов» (Симферополь, 2016, С. 48-60)

В Париже в 1900 году. Воспоминания русского студента. Часть IV.

Часть I здесь.

Часть III здесь.

Доктор медицины Я. И. Кефели

IV. Всемирная выставка 1900 года

Выставка 1900 года занимала приблизительно то же пространство и те же площади и улицы, которые занимала выставка 1937 года. Местом её были Марсово поле и Трокадеро. Я уже не помню всех тонкостей, но некоторые вещи, виденные мною на выставке, сохранились у меня в памяти навсегда.

Улица наций

Когда на утро после нашего приезда, стремясь к башне Эйфеля, мы вышли на Марсово поле, то попали в самый центр нынешней всемирной выставки. От Сены вглубь, по направлению на Эколь Миллитер по обе стороны стояли роскошные дворцы наций мира, построенные каждой нацией в своём национальном стиле. Среди них был и русский дворец в русском стиле. Внутри русского дома были представлены экспонаты кустарей. Всё было полно и красиво показано. Особенно мне понравился изящный итальянский павильон. По-моему он был самым красивым. Тоскливо с высокими острыми нишами выглядел и дворец стран Скандинавии.

На выставке были павильон Республики буров. Англия тогда воевала с ними. Во Франции того времени англичан недолюбливали, бурам тогда сочувствовал весь мир, поэтому павильоны Трансвааля и Республики Оранжевой усиленно посещала публика. Помню его красную нишу и портрет их знаменитого президента Поля Крюгера[1], имя которого передавалось бороде его покроя.

Водяной дворец

Красивая площадь-улица, обрамлённая дворцами, заканчивалась замечательной группой фонтанов, носивших, кажется, название Шато д-О.

Водяной дворец фасадом был обращён к Эйфелевой башне, а спиною к Эколь Милитер и стоял там, где теперь памятник маршалу Жофру.

Самым замечательным в этой группе водяных чудес был искусственный водопад, извергавшийся как бы из пасти какого-то гигантского животного в расположенное внизу небольшое озеро. На поверхности этого озера около 20-30 метров в диаметре, с берегами причудливой формы, торчали морды различных морских чудовищ, извергавших, как бы навстречу водопаду высокие дугообразные струи воды, переплетавшиеся между собой в различных направлениях. Берега этого крупного бассейна были разукрашены декоративной растительностью, из-за листьев и цветов которой, красивыми фигурками крылатых деток-херувимчиков, из шлангов, которые они держали в руках, со смехом и улыбкой шли струями в морды чудовищ. Всё время в этой водяной группе поражало цветное, меняющееся освещение группы электрическими лампочками разных цветов. Бесконечные струи воды играли всеми цветами радуги даже днём и, особенно, эффектна эта картина была ночью.

Дворец вод с его радужным водопадом и радужной водяной битвой ангелов с чудовищами моря, венчал собой обе аллеи своего рода Лиги Наций, которая собралась лишь через двадцать лет в Швейцарии после первой великой войны и так скоро, как сказочный водяной дворец, исчезла может быть надолго, если не навсегда.

«Гранд э Пти палэ»

Выставка 1900 года, как и последующие всемирные выставки в Париже, широко раскинулась по обоим берегам Сены. На правом берегу её были воздвигнуты, и ныне существующие два дворца Гран и Пти палэ[2], которые были построены специально для этой выставки. Они должны были стать гвоздём выставки 1900 года и навсегда остаться памятью о ней. Но всё же, и в 1900 году Эйфелева башня оставалась гвоздём выставки, как она остаётся гвоздём Франции и до сегодня, нигде и никем не превзойдённая, если не по своей высоте, то по своей своеобразной красоте. В большом дворце помещены были картины различных художников мира, но в таком необозримом количестве, что не было никакой возможности их рассмотреть: на это потребовалось бы несколько недель времени. Мы задались целью во что бы то ни стало обойти эти бесконечные галереи. Так как, обходя залы, приходилось поднимать немного голову, чтобы видеть верхние ряды картин, у нас скоро заболели шеи от напряжённости. Богатых людей возили на особых креолах, подталкиваемых сзади возницей. Эти, важно сидевшие в подвижных креслах «буржуи» откидывали свои седеющие головы на подушку своего кресла и не страдали как мы с Кадькой.

Под куполом большого дворца было расставлено среди цветов огромное количество статуй и барельефов. В Малом зале так же были экспонируемые художественные произведения, но иного жанра.

Демонстрация Люмвера

В большом дворце был большой зал, где происходили заседания целого ряда всемирных конгрессов, сопровождавших всемирных конгрессов, сопроводивших всемирную выставку 1900 года.

В этом же зале нам удалось как-то видеть демонстрацию самого Люмвера[3], изобретателя синема или как тогда называли «иллюзион». С потолка был спущен большой матерчатый экран. Огни в зале были погашены, а между тем, на экране появилась огромная, в два метра голова человека – мужчины в шляпе. Он улыбался, шевелил губами, видимо говорил. На всех присутствующих это производило огромное впечатление. И на нас, конечно. Я тогда впервые видел синема.

Видение скоро исчезло. Зал бурно аплодировал Люмверу.

Мост императора Александра III

Кроме двух дворцов, которые должны были остаться навсегда в Париже, как память о выставке 1900 года, построенный также мост через Сену от этих двух дворцов на пляс дез Инвалид. Он был освящён с открытием выставки и назван именем русского императора Александра III, творца франко-русского союза[4], который предопределил не только судьбу Российской Империи, но и всей Европы и мира на долгое время. Было ли это хорошо или плохо для судеб человечества сказать трудно, но что союз этот сыграл крупную динамическую роль в последующих событиях военно-политического характера, что вне всякого сомнения. Я мальчиком 9 лет видел Александра III при его приезде в Николаев на спуск броненосца «Екатерина II». Все последующие события до сего дня протекли на моих глазах, и я сам в них участвовал как военнослужащий.

Моё мнение о политике международного характера – а ла лёнг – это гадание на кофейной гуще. Для чего существуют дипломаты и министры иностранных дел трудно понять. Пожалуй, лучше было бы совсем без них!

Новые виды путей сообщения

В виду обширной территории выставки, на ней было организовано два рода сообщений: маленькие автобусы, прародители нынешних, перевозящих по дорогам и городским улицам Европы, Америки да и всего мира, до полусотни человек сразу со скоростью до сотни километров в час; подвижные тротуары, вид передвижения совершенно новый для того времени, хотя подвижные тротуары, как они были представлены на выставке 1900 года, нигде не привились до сих пор. Суть их в том, что не человек передвигается на телеге по улице, а улица движется под пим. Нынешние конвейеры /движущиеся ковры/ – родственники движущемуся тротуару способ передвижения. Автобусы теперь стали обычным способом передвижения, а подвижные тротуары не привились нигде.

Третьим и совершенно новым способом передвижения по городской территории было метро, т.е. подземная железная дорога. Только среди лета 1900 года была пущена в ход первая во всём мире и в Париже линия Венсен – Майо[5]. Мы прокатились и по ней. Но, видимо, цемент ещё не просох и в туннелях и на вокзалах метро, со стен и потолков капало и даже текло, было сыро, темно и душно.

Инкубаторы

Я впервые на этой выставке видел инкубаторы для вывода цыплят из яиц. В то время для меня это было новостью, хотя за год до этого, работая в морском госпитале в Николаеве, у прозектора доктора Аристова, на керосиновой лампе из двух курочкиных яиц вывел двух цыплят, приспособив для этого камеру для развода бактерий. Но я не довел этот процесс до конца, разбив яйца за несколько дней до срока. Я уверен, что оба препарата в спирту ещё и теперь находятся в музее морского госпиталя. Ввиду такого личного опыта меня очень интересовали инкубаторы, а их было представлено очень много. Впоследствии, живя в Петербурге, я всё время мечтал заняться куроводством.

Сознание, что я тысячами должен был бы резать выведенных мною кур, меня удерживало. Однако, муки сотен и тысяч убиваемых на войне людей, я наблюдал без крайних эмоций. Пойми человека, хотя бы в самом себе!

Нет дороже бесплатного

В одном из павильонов шоколадная фирма Менье[6] демонстрировала как делается шоколад, и тут же раздавали проходящей публике по маленькому кусочку. Возле этого места всегда стояла такая масса народу, что нельзя было протолкнуться. Конечно, не качество шоколада, а его бесплатность привлекала публику. И мы простояли час, чтобы получить шоколадку даром. Стоимость билета для входа на выставку на один час стоила дороже шоколадки. Недаром караимская пословица гласит: «Бедавадан паалысы болмаз», т.е. нет ничего дороже бесплатного.

Светящийся дом

Недалеко от Эйфелевой башни стоял оригинальный павильон, стены которого были сделаны из матового стекла различных радужных цветов. Внутри он освещался электрическими лампами, и ночью дом представлял феерическую картину светящегося здания. Фосфорическое, как бы радужное свечение этого небольшого домика не могло по величине конкурировать с грандиозным радужным водопадом «шато д’о»[7], но имело свою ласкающую взор прелесть… Тогда световые эффекты были новы.

Русский трактир

На выставке был русский ресторан. Помещался он, кажется, в русском павильоне, но цены там были невероятные, не для нас. Обед стоил 10 франков. Мы прочли меню, украшенное боярышней в кокошнике, но зайти не решились. Если этим предполагалось пропагандировать русскую кухню, я думаю, успеха не было.

В брюхе слона

Как Иона попал в брюхо кита[8], так и мы с Надькой добровольно влезли в брюхо гигантского слона, и притом не белого /спиртного неприемлем/.

Слон, ростом с двух-трёх этажный дом стоял скрытый деревьями, недалеко от ноги  Эйфелевой башни. В ножищах этого доброго животного, толщиной каждая с минарет мечети, были дверцы, хорошо маскированные снаружи, куда впускали публику, а в брюхе слона помещался небольшой театр, в котором какая-то полнотелая коричневая дама, по-видимому, креолка, демонстрировала танец живота. Отвисающие её телеса не представляли ничего художественного.

Груди атлетически сложенной дамы, классические для её народа, были каждая величиной с вымя голландской коровы, а живот висел как толстый жирный фартук, вероятно от танцевальных упражнений. Когда живот приходил в движение, все бусы и побрякушки на её шее начинали издавать звуки кастаньет.

В театрике было душно: слон плохо переваривал публику, она спешила к выходу через заднюю ногу слона и толпилась под хвостом, где было устроено большое круглое окно, откуда извергался наружу дурной воздух. Если бы публику спускали из этого круглого окошка, мы вправе были бы о себе подумать: мердз[9].

Выбираясь из тёплого брюха слона, мы позабыли, а было так близко взглянуть, был ли это месье или мадам де-Слон?

---

[1] Пауль Крюгер (1825 – 1904) – президент Южно-Африканской республики в 1880 – 1900 гг.

[2] Большой и Малый дворцы

[3] Луи Жан Люмьер (1864 – 1948) – изобретатель аппарата синематограф, кинематографист, родоначальник французской киноиндустрии

[4] Военно-политический союз России и Франции, определяющий их внешнюю политику в 1891 – 1917 гг.

[5] Включала 8 станций

[6] Французская шоколадная фабрика, основанная в 1816 году, выпускала плитки шоколада с 1856 г., сейчас собственность фирмы Nestle

[7] Буквально – водяная башня, сейчас на этом месте одноимённая станция метро.

[8] Библейский пророк Иона пробыл во чреве кита три дня и три ночи, взмолился Господу, и Бог освободил его, повелев киту извергнуть Иону на сушу.

[9] Мерд – дословно – дерьмо; в переносном смысле характеризует человека, используется наравне с русским  «чёрт».

Часть V здесь.

Публикуется по изданию «Историко-культурное наследие крымских караимов» (Симферополь, 2016, С. 40-48)